Способный юноша

В начале взрослой жизни Николя Фуке, одного из сыновей многодетного советника парламента Бретани (члена окружного суда в современной терминологии), был зал судебных заседаний. Он регулярно ходил с отцом к нему на службу и в возрасте 13 лет впервые выступил как частный поверенный. А пять лет спустя получил юридическое образование в Парижском университете и был допущен в адвокатское сословие.

Скорее всего, из него получился бы отменный адвокат: цепкий, знающий, напористый. Но юношу манила иная карьера, по финансовой части. Он стал интендантом в Дофине, исторической области на юго-востоке Франции. Интенданты занимались на местах контролем за взиманием налогов и курировали важные для королевского двора проекты — например, дорожное строительство. Вероятно, уже тогда Фуке встал на скользкий путь наполнения собственных карманов за государственный счёт: налоги и дороги и сегодня остаются едва ли не главными коррупционными областями даже при наличии вроде бы строгого контроля, а уж тогда, во Франции 17-го века!..

На гербе Фуке была изображена белка. (Wikimedia Commons)

Под знаменем Мазарини

В смутные годы Фронды мы видим молодого — «слегка за тридцать» — человека уже в Париже, но по-прежнему «при финансах». В споре Парижского парламента и некоторых представителей высшей аристократии («фронда принцев») с регентшей Анной Австрийской и её первым министром Мазарини он встанет на сторону последнего и не раз окажет пронырливому итальянцу важные услуги. При этом, как и положено, не будет забывать о себе любимом. В 1650 году, весьма успешном для Мазарини, Фуке прикупил должность главного прокурора при Парижском парламенте. Она давала ему, помимо прочего, относительную неприкосновенность: теперь его мог арестовывать и судить только сам парламент.

В начале Нового времени некоторые должности во Франции продавались совершенно официально. Сделка оформлялась как ссуда королю, проценты по которой выплачивались обладателю должности в виде жалованья. Эта система работала не только на наполнение казны, но и на обеспечение лояльности короне: ведь в случае чего вложенной суммы можно было лишиться, а кому охота?

Кардинал Мазарини. (Wikimedia Commons)

Дальнейшие события показали, что Фуке с покровителем не ошибся: Мазарини одолел Фронду, Париж был усмирён. На верного слугу излился золотой дождь: он стал министром, членом Государственного совета, директором Компании островов Америки (доходы от колоний Гваделупа, Мартиника и Санто-Доминго, лакомый кусок — табак и сахарный тростник) и, наконец, вершина карьеры — 8 февраля 1653 года Фуке становится суперинтендантом финансов. Теперь распределение королевского бюджета было в его руках. Первые годы, правда, был ещё один суперинтендант, Абель Сервьен, но он не очень мешал: сам был вороват, да и часто отвлекался на дипломатические дела, к тому же через шесть лет умер.

«Надо жить умеючи…»

Суперинтендантство Фуке даже у видавших виды французских чиновников вызывало оторопь: наш герой воровал открыто, лихо и даже как-то весело. Он продавал откупа на сбор налогов на невиданных условиях — откупщики обязаны были платить пенсию самому Фуке и тем, кого он назовёт, его прихлебателям и любовницам. Он привлекал кредиты для покрытия государственных расходов под фантастические проценты, причём сам неизменно оказывался среди главных кредиторов. Он делал деньги из воздуха, жонглируя статьями бюджета, вокруг чего кормилась целая армия благодарных ему банкиров.

Полученные сверхприбыли тратились с невиданным размахом на любовниц и дворцы, балы и театральные постановки. Построенный им неподалёку от Фонтенбло великолепный дворец с регулярным парком стал прообразом Версаля; неудивительно, ведь его строили те самые Лево, Ленотр и Лебрен, которым через несколько лет предстояло создать непревзойдённый образец загородной резиденции уважающего себя европейского монарха.

Дворец Фуке. (Wikimedia Commons)

Фуке явно метил на место стареющего Мазарини. Немалая часть «заработанного непосильным трудом» уходило на оплату шпионов и придворных подпевал. На случай плохого развития событий был куплен остров у побережья родной Бретани, на котором начались масштабные фортификационные работы, в случае чего Фуке рассчитывал пересидеть там лихие времена.

Похоже, он переоценил степень расположения к нему Мазарини: тот, будучи при смерти, рекомендовал королю в качестве финансового советника своего многолетнего управляющего Жан-Батиста Кольбера, финансового гения, человека относительно честного и сурового. Именно Кольбер, тщательно проверявший шитые ослепительно белыми нитками отчёты Фуке, дал в руки обвинителям фактический материал, демонстрирующий выдающийся уровень коррупции во всём, что относилось к ведению суперинтенданта, на фоне общего бедственного состояния французских финансов.

Западня

Людовик XIV понимал, что удар по Фуке надо наносить только после тщательной подготовки. Лестью и намёками на то, что он хотел бы видеть Фуке своей правой рукой, король подталкивает суперинтенданта к продаже должности прокурора парламента. Фуке клюёт на приманку и вручает 2/3 вырученной суммы королю — по своему разумению, «инвестирует в будущее». Он также пытается подкупить и сделать своим шпионом и агентом влияния возлюбленную Людовика Луизу де Лавальер; та рассказывает королю.

Последней каплей стало фантастическое по размаху празднество в поместье Фуке: обед на три тысячи персон, богатые подарки гостям, премьера мольеровских «Докучных», невероятный фейерверк… Король в ярости и желал бы немедленно арестовать Фуке, но отговаривает Анна Австрийская: не комильфо, законы гостеприимства.

Юный Людовик XIV. (Wikimedia Commons)

Фуке арестовали через три недели. Операцией руководил лейтенант д’Артаньян, и это одно из немногих пересечений жизненного пути реального мушкетёра с придуманной Дюма биографией; он же осуществлял охрану арестованного вплоть до окончания процесса. Бывшего главного казначея Франции обвинили в хищении государственных средств путём мошенничества и в оскорблении королевского величества. Оба пункта обвинения предусматривали в качестве наказания смертную казнь.

Подготовка к суду длилась более трёх лет, сам процесс — более месяца. Следствие велось предвзято, из дела исчезали документы, которые могли смягчить вину Фуке (например, указания на то, что он действовал по прямому приказу Мазарини), и, наоборот, появлялись фальсифицированные доказательства, отдельно шла «работа с судьями». Впрочем, бывший министр и его адвокаты не собирались сдаваться без боя. Они истребовали из архивов тысячи документов, подготовили благоприятные для обвиняемого расчёты доходов и расходов, публиковались памфлеты в защиту опального финансиста.

Менялы. Витраж церкви Сен-Мартен в Шампо. Начало 16-го века. (Wikimedia Commons)

Несмотря на то что специально «под Фуке» была создана особая Правовая палата из 28 судей, которых тщательно отбирали и инструктировали, судебный процесс шёл не гладко. В результате отпало обвинение в оскорблении величества: адвокаты Фуке убедили суд в том, что он планировал заговор не против монарха, а против Мазарини. Сумма предъявляемых злоупотреблений также сократилась, хотя и осталась внушительной. Всё это повлияло на итоги голосования: девять голосов было подано за смертную казнь и 13 — за ссылку, конфискация имущества — само собой.

Король был весьма недоволен и публично продемонстрировал это, применив «право монаршей милости» в обратную сторону: он заменил ссылку пожизненным заключением. Главный же урок, который извлёк молодой король из процесса Фуке, — с судом надо работать ещё плотнее. Или вообще не связываться. И при Людовике XIV пышным цветом расцвела практика lettres de cachet — королевских приказов о внесудебной расправе.

Тень Железной Маски

Фуке ждала крепость Пинероль на границе Пьемонта. Там в весьма суровых условиях, без права свиданий с родными (правда, ему разрешили взять с собой слугу), он проведёт полтора десятилетия. Известно, что в эти годы в Пинероле содержался секретный узник, которому запрещалось снимать маску. Правда, Фуке умер в 1680-м, а Железную Маску видели на рубеже веков в Бастилии, но… свинцовый гроб с телом Фуке выдали родственникам запаянным, а это всегда наводит на подозрения…

Так маятник его жизни и качнулся: она начиналась с суда и судом практически закончилась.

Заслуживают ли осуждения советские учёные-атомщики, которые создавали атомное и водородное оружие для агрессивного тоталитарного СССР? Вопрос, на мой взгляд, антиисторичен. «Хотел бы я быть таким же умным вчера, как моя жена сегодня», — этой еврейской мудростью ответил на него уже в новые времена академик и нобелевский лауреат по физике Виталий Гинзбург (1916–2009), принимавший участие в создании первой советской водородной бомбы.

Немного личного. Я был знаком с Виталием Лазаревичем с пелёнок — с моих пелёнок 1939 года, поскольку мой отец Лев Альтшулер (1913–2003) дружил с ним с юных лет. И если Гинзбург был включён в спецгруппу ФИАНа по водородной бомбе в 1948 году и занимался этой темой сравнительно недолго, то мой отец и Вениамин Аронович Цукерман (1913–1993, слепой атомщик) — участники атомного проекта с 1946 года, в дальнейшем много лет проработавшие в ядерном центре СССР КБ-11, потом в Арзамасе-16 в Сарове, где прошли и мои школьные годы. Оба, Альтшулер и Цукерман, входили в небольшую группу учёных, создавших первую советскую атомную бомбу, испытанную 29 августа 1949 года.

Послевоенные годы — годы великой Победы над гитлеризмом, угрожавшим уничтожением человеческой цивилизации. Не миллионы и не десятки, а сотни миллионов людей во всём мире боготворят СССР и лично товарища Сталина. Над кроватью мыслителя и драматурга Бернарда Шоу, когда он умирал в 1950 году, висел портрет Сталина. Ну, а в СССР обожествление вождя было впечатано в подсознание тотальной пропагандой. И доклад Хрущёва на XX съезде КПСС 25 февраля 1956 года, осудивший (далеко не полно) Сталина, был настоящим шоком для миллионов. Отец же доклад поддержал, культ личности осудил, но верил в революцию и социализм-коммунизм как будущее всего человечества.

Но, помимо названной «святой веры», была и другая причина, побуждавшая Льва Альтшулера, Вениамина Цукермана, Андрея Сахарова и многих других создавать советский «ядерный щит», отдавая этой задаче все свои силы и сознавая эту работу как свой высший нравственный долг.

Советская почтовая марка. (Wikimedia Commons)

В самом начале Потсдамской конференции президент США Гарри Трумэн был проинформирован об успешном испытании американской ядерной бомбы в штате Нью-Мексико 16 июля 1945 года. 24 июля, когда был объявлен перерыв в рабочих заседаниях конференции, Трумэн подошёл к Сталину: «Должен сказать вам, что у нас есть оружие необычайно разрушительной силы». Министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден, который во время беседы стоял в двух метрах, утверждал, что Сталин сказал лишь одну фразу: «Благодарю вас». Владимир Павлов, переводчик Сталина, настаивал, что генералиссимус просто кивнул.

Гарри Трумэн и Уинстон Черчилль пребывали в полной уверенности, что Сталин не понял, что речь идёт об атомном оружии. На самом деле он давно знал из донесений разведки о «манхэттенском проекте» США.

6 и 9 августа 1945 года — американские атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Начало ядерной эры. Соединённые Штаты до сих пор являются объектом беспощадных обвинений в преступлении против человечества, а президента Трумэна, отдавшего приказ о бомбардировках, приравнивают к повешенным в Нюрнберге нацистским преступникам.

Но есть историческая правда. Заканчивалась чудовищная по жестокости Вторая мировая война. Гитлеризм побеждён, а Япония продолжает воевать, её военное руководство готово пожертвовать миллионами сограждан в случае американского вторжения на землю Японии, куда за много столетий ни разу не ступала нога вражеского солдата.

За несколько дней до 6 августа — американская бомбардировка Токио, от которой погибло более ста тысяч человек, затем Хиросима с таким же числом жертв, но военный кабинет твёрд — сражаться. 9 августа — Нагасаки, и в тот же день Советская армия атакует японцев в Маньчжурии, после чего надежда на сепаратный мир с СССР рухнула. 10 августа на заседании шести членов японского военно-политического кабинета мнения разделились поровну: трое за капитуляцию, трое ястребов против. Решающим оказалось слово «божественного императора», впечатлённого «небесным огнём» атомных бомбардировок, — 15 августа Хирохито зачитал по радио заявление о капитуляции Японии. В последующие дни и недели сотни японских высших военных чинов выходят на центральную площадь Токио и делают себе харакири. Очевидно, они были готовы сражаться до последнего японца.

Кто поспорит с тем, что быстрая капитуляция Японии, завершившая Вторую мировую войну 2 сентября 1945 года, спасла жизнь сотен тысяч, а может, и миллионов людей. При этом, конечно, совершенно естествен ужас каждого нормального человека от мгновенного сожжения такого количества людей. Атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки стали на все времена суровым предупреждением, наглядной демонстрацией невозможности ядерной войны. И это «работало» в течение десятилетий, предотвращая Третью мировую ядерную войну.

Ядерный гриб над Хиросимой. (Wikimedia Commons)

Но вернёмся в СССР после Хиросимы и Нагасаки. Уже 20 августа 1945 года распоряжением Сталина сформирован «Специальный комитет при ГКО» (Государственный комитет обороны), его председателем становится Лаврентий Берия. При Спецкомитете создано «атомное» Первое главное управление (ПГУ) под началом Бориса Ванникова. Научным руководителем атомного проекта назначен Игорь Курчатов. 9 апреля 1946 года вышло постановление о создании в Сарове Конструкторского бюро № 11 (КБ-11, Арзамас-16, в наше время РФЯЦ-ВНИИЭФ (Российский федеральный ядерный центр — Всероссийский научно-исследовательский институт экспериментальной физики), его научным руководителем стал Юлий Харитон (1904–1996).

Тогда же он пригласил к участию в работе над А-бомбой моего отца и Цукермана, с которыми был знаком со времени совместной работы в эвакуации в Казани. Харитон знал, что Цукерман разработал методику микросекундной съёмки, умел снять пулю в полёте. Что, конечно, пригодилось при осуществлявшихся отцом взрывных экспериментах по изучению свойств веществ при экстремально высоких давлениях (до 10 миллионов атмосфер).

5 марта 1946 года — знаменитая фултонская речь Черчилля, ставшая символом начала холодной войны: бывшие союзники по антигитлеровской коалиции стали врагами. И в СССР в то время люди убеждены, что США могут сделать с Москвой то же самое, что сделали с Хиросимой и Нагасаки.

Вот что мне говорил незадолго до кончины Давид Абрамович Киржниц (1926–1998) — крупный физик-теоретик, многолетний сотрудник Отдела теоретической физики ФИАНа, который никогда «не болел» верой в социализм-коммунизм, Сталина ненавидел за расстрел его отца в 1938-м и в целом считал СССР исчадием ада. Так вот, объяснив эту свою позицию, он сказал, что когда ему предложили после войны подключиться к работе по атомному проекту, он без колебания согласился, потому что понимал, что США могут воспользоваться своей атомной монополией, чтобы уничтожить это коммунистическое зло, и не хотел, чтобы Москва повторила судьбу тех японских городов.

Следует также вспомнить учёных — сотрудников Лос-Аламоса, которые считали своим высшим моральным долгом помочь восстановлению ядерного равновесия СССР и США и, рискуя жизнью, безвозмездно передавали советской разведке чертежи американских А-бомб. И первая советская атомная бомба РДС-1 при незначительных внешних отличиях технически была копией «Толстяка» (Fat Man), сброшенного на Нагасаки. Отец узнал об этом только из интервью Харитона 1990 года, а тогда он, недоумевая, пытался выяснить у Юлия Борисовича, почему они работают над несовершенной конструкцией, тогда как уже почти готов (знаменитый «Отчёт четырёх» 1948 года — Л. В. Альтшулера, Е. И. Забабахина, К. К. Крупникова и Я. Б. Зельдовича) вариант А-бомбы в два раза большей мощности, в 2,7 раза легче и в 2,6 раза меньшей длины, чем РДС-1. И никакого вразумительного ответа он тогда не получил, поскольку сам факт существования разведданных был секретом высшей значимости, о них из учёных были осведомлены только Курчатов, Харитон, его заместитель в Сарове Кирилл Щёлкин и Яков Зельдович.

Макет бомбы «Толстяк». (Wikimedia Commons)

Если же говорить о последующей многолетней работе советских учёных по совершенствованию советского ядерного и термоядерного вооружения, об их моральной ответственности, то надо учесть, что никто из них, при самом остром неприятии советских реалий, никогда не задумывался об агрессивной сущности СССР. Как сказал Юлий Борисович Харитон («особый человек», по выражению Зельдовича) над гробом Сахарова в ФИАНе 18 декабря 1989 года: «Мы выполнили свой долг перед государством». Я это хорошо запомнил.

Первым и, кажется, единственным учёным, осознавшим исходящую от СССР угрозу миру, был Сахаров — и то не сразу, а только в начале 1970-х, когда он заявил в интервью иностранным корреспондентам 21 августа 1973 года: «Никому не желательно иметь такого соседа, особенно вооружённого до зубов… Это могло бы привести к заражению всего мира тем злом, которое гложет Советский Союз».

Конечно, с течением времени такое переосмысление произошло не только у Сахарова. Так, незадолго до кончины в 1987 году Яков Борисович Зельдович заметил: «Как мы радовались, когда у нас это получилось в августе 1949 года! Но ведь обладание А-бомбой позволило Сталину летом 1950 года начать Корейскую войну — одну из самых кровавых в истории человечества».

Завершу эту статью несколькими цитатами Андрея Дмитриевича Сахарова, для которого вопрос о его моральной ответственности за создание страшного оружия был жизненно важным.

«Я не мог не сознавать, какими страшными, нечеловеческими делами мы занимались. Но только что окончилась война — тоже нечеловеческое дело. Я не был солдатом в той войне — но чувствовал себя солдатом этой, научно-технической. (Курчатов иногда говорил: мы солдаты — и это была не только фраза.) Со временем мы узнали или сами додумались до таких понятий, как стратегическое равновесие, взаимное термоядерное устрашение и т. п. Я и сейчас думаю, что в этих глобальных идеях действительно содержится некоторое (быть может, и не вполне удовлетворительное) интеллектуальное оправдание создания термоядерного оружия и нашего персонального участия в этом. Тогда мы ощущали всё это скорей на эмоциональном уровне» (из «Воспоминаний», написанных в ссылке в начале 1980-х).

Через несколько дней после возвращения Сахарова из горьковской ссылки 23 декабря 1986 года журналисты (Юрий Рост и Олег Мороз) спросили его, чувствует ли он свою вину, свою моральную ответственность за создание самого страшного в истории оружия? На что Андрей Дмитриевич ответил: нет, вины он не чувствует, поскольку его бомбы остались без применения и, наоборот, в течение десятилетий по причине «равновесия страха» («взаимное гарантированное уничтожение» — mutual assured destruction) предотвращали Третью мировую войну. И при этом он добавил: «Но если всё-таки случится это страшное несчастье — термоядерная война и если я успею о чём-нибудь подумать, то моя оценка моей личной роли может трагически измениться».

Автор — физик и правозащитник

Купить журнал «Дилетант» № 112 (апрель 2025)

3 сентября 1783 года официально закончилась Война за независимость США. Страна получила суверенитет, но столкнулась с серьёзными финансовыми проблемами. Во время войны американские власти заняли много денег в разных странах. Когда боевые действия закончились, пришло время возвращать долги, причём с процентами.

Стали возникать весьма оригинальные способы изыскания дополнительных средств. В апреле 1784 года руководители штата Северная Каролина предложили передать под прямое правление Конгресса США территорию в 120 тысяч квадратных километров от Миссисипи до Апалачей. Идея была в том, чтобы все доходы от этих земель пошли в бюджет страны, минуя местную казну. У северокаролинцев имелся свой интерес в уступке федералам части штата: они надеялись, что центральной власти удастся решить проблему с обитавшим в тех краях воинственным индейским племенем чероки. Эти аборигены и так недолюбливали бледнолицых, а с теми, кто включил их исконные угодья в состав каких-то непонятных Соединённых Штатов, они и вовсе не желали иметь дело.

Пока обсуждалась идея передачи территории, в Северной Каролине прошли выборы. Новоизбранные власти решили, что негоже разбрасываться землями, а доходы с них должны идти в бюджет штата. Местным жителям это сильно не понравилось. Они надеялись, что федералы лучше защитят их от чероки, чем власти штата. Кроме того, прошёл слух, что новый губернатор Северной Каролины мечтает продать проблемные территории одной из европейских держав, и свободные американцы, совсем недавно воевавшие за независимость, вновь окажутся подданными какого-нибудь далёкого короля.

Карта «штата» Франклин. (Wikimedia Commons)

В итоге 23 августа 1784 года делегаты со всех концов спорной территории собрались в городке Джонсборо и объявили об отделении своих земель от штата Северная Каролина. Они начали разработку конституции получившегося нового штата и избрали его губернатором полковника Джона Севьера, командовавшего местным гарнизоном.

Подготовка документов для признания Конгрессом США нового штата затянулась на полгода. За это время непризнанная территория обрела имя. Делегаты решили назвать свой штат Франклином и даже попросили Бенджамина Франклина поддержать их петицию в Конгресс. Учёный и дипломат вежливо отказался от содействия этому начинанию, объяснив, что не до конца разобрался во всей проблематике. Тем не менее, 16 мая 1785 года в Конгресс поступила официальная просьба признать Франклин новым, четырнадцатым штатом США. Парламентарии приступили к голосованию. По закону для удовлетворения просьбы франклинцев её должны были поддержать депутаты от двух третей уже существовавших штатов. «За» проголосовали представители лишь семи из них. Началась бюрократическая волокита с назначением новых слушаний.

Реплика Капитолия Франклина. (Wikimedia Commons)

Когда во Франклине узнали, что вопрос о признании нового штата затягивается, самые горячие головы предложили объявить его самостоятельным независимым государством. Такой радикализм не нашёл поддержки широких народных масс. Проблем во Франклине и без этого хватало. Надо было назначить чиновничий аппарат, выстроить для него свой собственный Капитолий, обзавестись судьями, утрясти все спорные вопросы с индейцами и наладить систему налогообложения. С последним дела обстояли сложнее всего. Долларовой наличности во Франклине не хватало, и местные власти разрешили не только хождение испанских пиастров, но и частичный бартер. В качестве обменных эквивалентов использовались бушели кукурузы или яблок, фунты табака, бочонки бренди и оленьи шкуры. Понятно, что собирать налоги кукурузой или табаком очень неудобно, поэтому власти Франклина на два года освободили своих граждан от всех фискальных выплат. Всё это очень не нравилось властям Северной Каролины, которые считали франклинцев сепаратистами и самозванцами. Северокаролинские фискалы скрупулёзно подсчитывали недоимки, «утаённые» ещё недавно их налогоплательщиками.

В конце 1786 года власти Северной Каролины предложили простить жителям Франклина все недоимки, если те одумаются и добровольно откажутся от никем не признанной самостийности. Франклинцы ответили отказом. Тогда на территорию самопровозглашённого штата был отправлен воинский контингент. Больше года войска Северной Каролины и Франклина не сталкивались друг с другом. И те, и другие занимались разборками с индейцами. Лишь 27 февраля 1788 года произошла стычка, оставшаяся в истории как Битва за Франклин. Северокаролинский отряд получил приказ захватить дом губернатора Севьера и конфисковать его имущество в счёт долгов по налогам. Владелец дома прибыл на защиту своей собственности с сотней местных солдат. Битва длилась десять минут. Погибли три человека, несколько получили ранения. Через четверть часа стороны покинули поле боя.

Джон Севьер. (Wikimedia Commons)

Размеренному течению этой «кровопролитной» войны помешали чероки. Они напали на Франклин и стали теснить бледнолицых, не удосуживаясь разобраться, кто в какой мундир одет. Для войны на два фронта у Севьера не хватало средств: его солдаты не хотели получать жалование яблоками и кукурузой. В отчаянии губернатор попросил кредит у испанцев. Те согласились подкинуть пиастров лишь в обмен на территорию Франклина. Завязались переговоры, которые стали причиной падения Севьера. Власти Северной Каролины обвинили его в государственной измене и посадили в тюрьму. Тем временем их войска, потеснив индейцев, полностью заняли территорию Франклина.

Сподвижники помогли Севьеру сбежать из тюрьмы. На свободе он попытался провозгласить «Малый Франклин» в труднодоступном уголке ещё недавно подвластной ему территории, однако это ему не удалось. В 1796 году власти США неожиданно реализовали старую идею: они изъяли большой кусок земли из состава Северной Каролины. Поводом для этого стали налоговые долги штата. Видимо, даже после поглощения Франклина северокаролинским фискалам не удалось отобрать у его жителей все недоимки. На изъятой территории был образован штат Теннесси, приблизительно повторявший на карте очертания исчезнувшего Франклина. Первым губернатором нового штата был избран Джон Севьер…

При жизни Петра дружбы и покровительства Алексея Васильевича Макарова искали все, после — он испытал на себе все превратности судьбы, проведя почти десять лет под следствием и арестом вместе с женой и детьми.

…Человек незначительного происхождения, Макаров всем в жизни был обязан царю и собственному характеру. Факты его биографии запутанны и недостоверны. Известно, что отец его был подьячим вологодской крепостной избы, а сам он поначалу — писарем. По легенде, уже в Вологде юный Макаров был примечен молодым царём, что говорило не столько о талантах писаря, сколько о редкой проницательности Петра, различившего в отроке будущего идеального чиновника. По другим сведениям, он начинал службу в Москве вместе с братьями — Иваном, Кузьмой и Дмитрием.

Завистники считали Макарова малограмотным и неспособным к систематической работе. Между тем его головокружительная карьера говорит сама за себя. Старт ей был положен в Ижорской канцелярии князя Александра Меншикова в 1703 году. А через год, благодаря аккуратности, сообразительности, преданности и чёткости, молодой Макаров уже входил в круг ближайших к Петру лиц…

Администратор

Итак, с 1704 года Алексей Макаров состоял при особе государя, именуясь последовательно подьячим Походной канцелярии, придворным секретарём, кабинет-секретарём, а с 1722 года — тайным кабинет-секретарём. В ведении Макарова и в самом деле были некоторые тайные дела, «о которых ничего не даётся знать Сенату».

Вокруг кабинет-секретаря сложилась обширная канцелярия с курьерами, подьячими, секретарями, адъютантами и денщиками Петра, а также с обширным собственным архивом. Через кабинет проходила масса документов: жалобы и челобитные, всевозможные прожекты, финансовые бумаги… Сам Макаров вёл подённые записи царя, составлял по его указаниям письма и указы, ведал сношениями царя с Сенатом и Синодом. Первоначально личная канцелярия царя, кабинет при Макарове, превратился в полноценное государственное учреждение с не всегда ясными функциями и полномочиями.

Заседание Сената при Петре I. (Wikimedia Commons)

Помимо канцелярской работы здесь осуществлялся надзор за строительством дворцов и парков, каналов и фонтанов новой столицы, за деятельностью Канцелярии от строений, контроль за строительством в Риге и Ревеле, в Стрельне и Петергофе. Макаров ведал закупкой мебели, статуй, картин для императорских дворцов, расходами петровской токарни, делами петровских пенсионеров и учеников за рубежом, содержанием зверинца в Летнем саду и коллекциями Кунсткамеры. Он отвечал за хозяйственные дела большой императорской семьи, за личные расходы и подарки Петра.

Всё это требовало немалой изворотливости. Денег вечно не хватало, а через кабинет нередко финансировались и общегородские, и общегосударственные расходы, в частности, крупные петербургские стройки (Мытный двор, канал у Новой Голландии и прочие), доставка из самой Венеции скульптур и беседок для украшения городских садов. Макаров научился привлекать средства из других учреждений и даже из различных губерний России.

Будучи по долгу службы неразлучен с царём, Алексей Васильевич много путешествовал. Прутский и Персидский походы, сражения Северной войны и заграничные путешествия, даже поездки на лечение — везде он сопровождал Петра. Что он вынес из этих поездок, какие знания и впечатления — неизвестно, ведь он был всего лишь тенью своего великого спутника.

Предприниматель

Будучи человеком практичным, Макаров с первых же лет службы принялся обзаводиться землями и душами. В 1708 году купил большое село Богословское в Юрьев-Польском уезде и в дальнейшем продолжал скупать земли близ Москвы, одновременно получая и «дачи» от царя. Несмотря на отмечаемую всеми скромность и честность Макарова, он, как и все в ту пору, стремился получить максимум от своего положения, не брезговал взятками и подарками, охотно принимая даже парики и прочие недешёвые вещицы. В результате во владениях кабинет-секретаря оказались каменные палаты в центре Петербурга, «приморская дача» Елизино близ Стрельны, кроме Богословского и прилежавших земель — большое село Глебовское в Переславском уезде и прочее. Не говоря уже о полутора тысячах душ крестьян мужского пола.

К. Маковский. «Крестьянский обед в поле». (Wikimedia Commons)

Как и все «новые люди», Макаров видел в экономических реформах Петра не только средство к процветанию России, но и быстрый путь к личному обогащению. Не удовлетворяясь ролью помещика и натуральным хозяйством, он с энтузиазмом осваивал предпринимательство. В Богословском в 1712 году основал винокуренный завод, в 1718-м в селе Красном основал одну из первых в России суконных и каразейных (каразея — грубая шерстяная ткань) мануфактур, рассчитывая на военные заказы. Из осторожности мануфактура была оформлена на подставное лицо.

В предпринимательском портфеле Макарова были и другие винные и кирпичные заводы, продукция которых была востребована при бурном строительстве Петровской эпохи. Секретарь Петра также торговал пенькой и хлебом, ссужал деньги под проценты и так далее. Впрочем, сам Макаров делами занимался мало, перепоручая их управляющим, отчего доходы были невелики, чего не скажешь о степени недовольства крестьян и работников…

После Петра

При жизни императора влияние Макарова было так велико, что к нему то и дело обращались за протекцией по разным делам сильные мира сего. К чести секретаря, он не сильно злоупотреблял доверием царя. После смерти Петра значение Макарова в жизни государства возросло многократно, но… ненадолго. Споры о наследнике почившего императора разрешились возведением на престол его вдовы, причём Макаров сыграл в этом далеко не последнюю роль. За что и был вознаграждён очередными крупными поместьями, чином генерал-майора и должностью тайного советника.

В 1726 году Макаров непосредственно участвовал в создании Верховного тайного совета, сам же в его состав не вошёл, хотя действительно был первым советчиком Екатерины, так что некоторые историки склонны были приписывать Макарову роль чуть ли не закулисного правителя России наряду со светлейшим князем Александром Меншиковым. По крайней мере, именно он оглашал решения государыни в Верховном тайном совете и в Сенате. Параллельно, по распоряжению императрицы, Макаров продолжал начатую при Петре работу над «Гисторией Свейской войны».

Ранее далёкий от придворных интриг или, по крайней мере, надёжно защищённый от них именем государя, Макаров после его смерти пытался сохранять ровные отношения со всеми — и с Меншиковым, которому был обязан началом своей карьеры, и с его врагами — Долгорукими… Однако интриги сами настигли новоиспечённого советника.

Опала

После смерти Екатерины жизнь Алексея Васильевича переменилась. При малолетнем императоре Петре II кабинет был упразднён. Лишившийся влияния Макаров вынужден был искать себе покровителей. Некоторое время их роль выполняли князья Долгорукие. Именно они от имени молодого царя выхлопотали Макарову место президента Камер-коллегии, однако занимать его бывшему секретарю пришлось недолго.

Пётр II. (Wikimedia Commons)

Тогда же на Макарова поступило сразу несколько жалоб от родственников, обиженных при дележе наследства, что и привело к краху его карьеры. Началось следствие, чиновник вместе с семейством был помещён под домашний арест. Он был обвинён сначала в казнокрадстве, потом в иных серьёзных злоупотреблениях вроде сокрытия или потери государственных бумаг. В конечном итоге Макарова обвинили во всех смертных грехах: в политической неблагонадёжности, религиозной ереси, хищениях, неуплате налогов, захвате земель и даже в укрывательстве беглых.

Едва закончилось одно дело, тут же было начато другое. Доказать виновность Макарова не удалось, хотя к травле секретаря присоединились многие. Тем не менее последние годы он провёл под домашним арестом в своём доме в селе Глебово. С ним вместе отбывали арест его жена и дети. В конце концов отпущенный на свободу Макаров скончался от болезней и печалей в собственном доме.

Купить журнал «Дилетант» № 89 (май 2023)

Провозглашению здравствующего монарха богом имело давние традиции в Древнем Египте и в азиатских царствах. Но в Европе подобный культ правителя долго не приживался. С одной стороны, во многих государствах Средиземноморья были сильны традиции коллегиального управления, а с другой — даже в устоявшихся наследственных монархиях царь зачастую воспринимался как «первый среди равных». Но к 1-му веку ситуация стала меняться. Причём именно граждане Рима, считавшиеся образцовыми хранителями демократических традиций, начали воплощать на практике идею обожествления живого владыки.

Прецедент

Задолго до крушения Римской республики любопытный прецедент создал Александр Македонский. Покорив огромные пространства и насмотревшись пышных египетских и азиатских церемониалов, он сам объявил себя богом. И потребовал от своих приближённых соответствующих почестей.

Александр Македонский. (Wikimedia Commons)

Новые подданные из числа персов и других восточных народов были готовы без колебаний признать божественную сущность великого завоевателя и соблюдать любые обряды. Но среди природных македонцев и греков подобная затея встретила резкое отторжение. Для тех, кто прошёл с царём не одну битву и не одну совместную попойку, казалось немыслимым кланяться полководцу до земли и целовать ногу (так называемый обряд проскинезы).

В итоге Александр был вынужден смягчить свои требования. Но этот опыт и желание «поставить мир на колени» не образно, а в реальности, не были забыты. Слава покорителя Персии была так велика, что деяния легендарного македонца превратились для всех амбициозных правителей в предмет почти непременного подражания.

Сакральная сила власти

Непосредственно в Риме культ императора родился также не на пустой почве. Почитание богов и строгое соблюдение правил религиозной жизни считались одними из важнейших добродетелей. Даже в периоды особого расцвета вольнолюбия никто из самых просвещённых граждан не мог себе позволить усомниться в святости устоявшихся церемоний.

Мелочное соблюдение всех процедур при жертвоприношениях и гаданиях иногда оказывалось важнее упущенной победы. Нет никаких значимых свидетельств того, чтобы кто-либо в Риме посмел отпускать презрительные насмешки в адрес жрецов.

Более того, главные должности жрецов были настолько престижны, что со времён Юлия Цезаря римские императоры «приватизировали» пост великого понтифика. С 1-го века высшая светская и духовная власть оказались неразделимы.

Все наиболее знатные семьи Вечного города вели свою родословную от какого-либо божества. В частности, Юлии почитали за прародительницу Венеру. Кроме того, в Риме одной из самых желанных наград для полководца был триумф, во время которого победитель представал перед горожанами не как военный вождь, а в образе всенародно почитаемого Юпитера.

Правда, следует оговориться, что античные боги имели множество вполне земных черт и пороков. Могли обладать не только сверхспособностями, но также оказаться мстительными, завистливыми и даже трусливыми. В этом смысле греческие и римские боги были гораздо ближе к смертным людям, нежели более поздний образ Создателя в христианстве (а равно и в любой монотеистической религии).

Ещё одной важной предпосылкой к формированию императорского культа стали особенности римского общества. Отец семейства имел абсолютную власть над своими рабами, а члены семьи и круг зависимых людей (клиенты) были обязаны беспрекословно выполнять его волю. Таким образом, к началу имперского периода в истории Рима общество было вполне готово воспринимать власть верховного правителя как сакральную силу, а его самого — как божество.

Цезарь и Август

Первым человеком, которого при жизни сенат провозгласил государственным богом Рима, стал Юлий Цезарь. Это решение во многом было закономерным. Ведь полководец, кроме реальной диктаторской власти, не забыл и о формальностях. Он одновременно был трибуном, консулом и верховным понтификом. Позволить себе такое обычный человек просто не смог бы. А вот богу всё подвластно. И почему бы в таком случае не сопроводить статую Цезаря надписью Deo invicto («Непобедимому богу»)? Но знаменитый диктатор пошёл ещё дальше. К традиционным 15 фламинам (специальным жрецам, которые осуществляли культ 15 главных богов) прибавился ещё один. Новый фламин персонально отвечал за культ Юлия Цезаря.

Убийство диктатора чуть не завершило едва входящий в устойчивую традицию культ императора. Враги Цезаря и сторонники республиканских порядков не считали власть узурпатора сакральной. Однако итоговая победа цезарианцев во главе с Октавианом Августом придала новый импульс делу обожествления здравствующего правителя.

Октавиан Август. (Wikimedia Commons)

Сам новый император был очень суеверным. Он боялся, что официальное провозглашение богом неизбежно ведёт к смерти. Письма провинциалам Октавиан скромно подписывал divus filius («сын божий», имея в виду своё усыновление Цезарем). Но маховик сакрализации был уже запущен. Множились статуи Августа в образе Юпитера и храмы, посвящённые лично ему. Ни император, ни сенат ничего не могли с этим поделать. Многие граждане искренне считали правителя живым божеством и обращались к нему с молитвами о защите или благоденствии. Для людей той эпохи это было вполне естественно. Почему бы заодно с прочими небесными покровителями не принести жертву земному владыке? Процесс обожествления стал необратимым.

Воцарение Тиберия уже ничего не меняло. Но привычка почитать здравствующего императора подчас приводила к курьёзам. Один такой случай имел серьёзные последствия. Некий гражданин (возможно, желая сэкономить, а может, по простодушию) заменил на своей собственной статуе Августа голову почившего императора на голову Тиберия. Бдительные соседи донесли «куда следует», и вскоре начался процесс об «оскорблении императорского величия». В последующем подобные суды стали обычным явлением. И многие римляне закончили жизнь от рук палача лишь за то, что не проявляли должного усердия, отправляя культ монарха.

Калигула

Первым императором Рима, который не просто смирился с культом своего имени среди провинциалов и низших классов, но и прямо потребовал ставить собственные статуи среди главных богов, стал Калигула. Отныне почести римскому владыке следовало воздавать не в добровольном, а в обязательном порядке.

Молодой правитель не страдал робостью. Он стал появляться на публике в образе Юпитера с позолоченной бородкой и золотыми молниями в руке. Иногда Калигула менял бутафорские предметы в этих представлениях. Он мог явиться с трезубцем Нептуна или с кадуцеем Меркурия.

Калигула. (Wikimedia Commons)

Особое удовольствие Калигуле доставляло унижение сенаторов. Император хотел, чтобы они именовали его только «богом» и «господином». И никак иначе. Ещё совсем недавно о таком дерзком вызове высшему органу власти не могло быть и речи. Но всё изменилось. Понятия гордости и чести среди глав древних родов померкли и остались лишь в воспоминаниях. И лидеры лучших семейств, чьи предки предпочитали смерть публичному унижению, смирились. Убоявшись расправы, сенаторы согласились почитать Калигулу как бога.

Правда, серьёзная проблема возникла в Иудее. Для евреев приказ об установке в своих храмах статуи простого смертного (пусть и могущественного императора) был немыслим. Всё могло обернуться всенародным восстанием. Друзья Калигулы потратили немало сил, объясняя ему всю опасность положения. И тот в итоге махнул рукой. Установку статуй императора в иудейских святилищах отложили до лучших времён.

От статуй к проскинезе

В последующие годы культ римских правителей оставался незыблемым. Он мог лишь становиться менее навязчивым (например, в период власти «хороших» императоров) или принимать вычурные формы при нахождении на троне людей с манией величия. Особо отличились Нерон, Домициан, Коммод, Аврелиан и Диоклетиан.

Нерон приказал воздвигнуть в свою честь гигантскую статую, представ в образе бога солнца. Домициан лично следил за повсеместной установкой собственных золотых и серебряных статуй. Кроме того, он решил переплюнуть славу божественных Цезаря и Августа и повелел переименовать в свою честь не один, а сразу два месяца (сентябрь и октябрь).

Коммод в образе Геркулеса. (Wikimedia Commons)

Коммоду показалось, что уже устоявшиеся традиции императорского культа приелись. Нужны новые смелые идеи. И он приказал почитать себя как Геркулеса. Именно в этом образе он был отчеканен на монетах. В свою очередь, Аврелиан стал первым, кто везде появлялся в диадеме и оброс невероятным количеством титулов, каждый из которых начинался с прилагательного «величайший».

Кульминации обожествление императора достигло при Диоклетиане. Исполнилась мечта Александра Великого. Проскинеза стала обязательным ритуалом для всех, кто обращался к повелителю.

Как ни странно, но именно после Диоклетиана культ императора стал сходить на нет. Уже при Константине Великом в Риме было введено в качестве официальной религии христианство. И, разумеется, с того времени ни о каком многобожии речи быть не могло. Тем не менее осколки культа ещё около ста лет напоминали о себе. Даже императоры-христиане периодически объявлялись богами. Например, Валент и Феодосий Великий. Но в целом именно монотеизм радикально изменил прежние традиции почитания монарха. Исчезли жертвоприношения (без которых прежний культ был неисполним), а старые языческие храмы стали превращаться в церкви (а значит, из них выносили все статуи). А вскоре исчезла и сама империя.

Впервые польский вопрос обсуждался «Большой тройкой» (Рузвельт, Сталин и Черчилль) на Тегеранской конференции 1 декабря 1943 года. Все трое высказались за воссоздание сильной и независимой Польши. Сталин особо напирал на необходимость придать ей и ещё одну характеристику — Польши, дружественной СССР, чтобы та не могла вновь превратиться в плацдарм нападения на Россию. Тогда же были предварительно обсуждены и приняты основные решения относительно будущих польских границ.

Сталин добился принципиальной поддержки сохранения за СССР занятых и присоединённых в 1939 году Западной Украины и Западной Белоруссии, населённых в большинстве украинцами и белорусами. Чтобы компенсировать полякам значительные территориальные потери на востоке, было решено передвинуть границы Польши далеко на запад за счёт территории Германии — до Одера. Черчилль наглядно продемонстрировал будущий сдвиг границ на запад с помощью трёх спичек, изображавших Германию, Польшу и Россию. Однако точные линии западных границ Польши в Тегеране проведены не были.

Острым был вопрос о власти и общественном устройстве в Польше. Польское эмигрантское правительство в Лондоне стояло на антисоветских позициях и требовало возврата к довоенным границам. Черчилль был взбешён этим. Для него намного важнее было сохранение боевого братства союзников и скорейший разгром Гитлера. В вопросе восточных границ Польши премьер-министр, исходя из реалий, поддерживал требования Сталина. Сам же советский лидер надеялся по окончании войны создать на востоке Европы пояс дружественных буферных государств, обеспечивающих стратегическую безопасность СССР. Разрыву Москвы с лондонским правительством (Правительство Польши в изгнании. — «Дилетант».) в 1943 году способствовал и громкий скандал вокруг открытия массового захоронения польских офицеров в Катыни, расстрелянных по приказу советского руководства. Сталин обвинил «лондонцев» в профашистских и антисоветских настроениях и разорвал с ними дипломатические отношения.

21 июля 1944 года в освобождённом Красной армией польском Люблине Сталин сформировал просоветское польское правительство — Польский комитет национального освобождения (ПКНО). Переговоры о соединении двух правительств, люблинского и лондонского, провалились. Тогда 31 декабря 1944 года ПКНО объявил себя правительством Польши. На следующий же день Сталин признал его в качестве временного правительства страны. Черчилль и Рузвельт ничего с этим поделать не могли.

Манифест ПКНО. (Wikimedia Commons)

На второй встрече «Большой тройки» в Ялте в феврале 1945 года польский вопрос стал центральным. На него ушла четверть всего времени крымских дебатов союзников. Восточная граница Польши была окончательно определена по «линии Керзона» 1920 года. Западная Украина со Львовом и Западная Белоруссия с Брестом отошли СССР. Советская Литва получила Виленский край и Клайпеду, а бывшую Восточную Пруссию поделили между Польшей и СССР, которому отошёл и Кёнигсберг (будущий Калининград) с прилегающей областью.

С новой западной границей Польши вышло недоразумение. Союзники договорились сдвинуть польскую границу до «Одера и Нейсе». Сталин имел в виду линию по западной Нейсе (польск. Ныса Лужицка. — «Дилетант»), союзники — по восточной (польск. Ныса Клодзка. — «Дилетант»), или же они вовсе не догадывались о существовании двух разных рек. В итоге позднее граница прошла по западной Нейсе, и поляки продвинулись на запад значительно дальше, чем первоначально предполагали Черчилль и Рузвельт.

К моменту Ялтинской конференции Люблинское просоветское правительство уже перебралось в освобождённую Варшаву. Западные союзники по-прежнему боролись за независимость Польши, проведение свободных демократических выборов с участием всех политических сил. Однако Сталин гнул свою линию, наотрез отказываясь сотрудничать с лондонским кабинетом. Всё, чего сумели добиться западные союзники в Ялте, — обещания Сталина ввести несколько умеренных лондонцев в состав временного польского правительства и провести в будущем свободные выборы. При этом западные лидеры признали люблинское правительство, что было особенно важно для Сталина.

Сталин даже согласился подписать в Ялте совместную «Декларацию об освобождённой Европе», обещавшую проведение свободных выборов и установление демократии в странах Восточной Европы. Ясно, что под «демократией» и «свободными выборами» он понимал исключительно советскую их версию. В частной беседе с югославским коммунистом Джиласом советский вождь высказался об этом без обиняков: «В этой войне не так, как в прошлой, а кто занимает территорию, насаждает там, куда приходит его армия, свою социальную систему. Иначе и быть не может».

Когда союзники собрались в последний раз в Потсдаме в июле — августе 1945 года, чтобы окончательно урегулировать основные вопросы относительно европейских дел и завершения войны с Японией, атмосфера встречи оказалась совсем иной, чем в Тегеране и Ялте. К тому времени скончавшегося Рузвельта заменил в «Большой тройке» Гарри Трумэн. По выражению Черчилля, «этой завершающей конференцией трёх держав было суждено создать разброд». Или, по словам Генри Киссинджера: «Потсдамская конференция быстро превратилась в диалог глухих». Последнее в полной мере относилось и к польскому вопросу.

Потсдамская конференция. (Wikimedia Commons)

К июню 1945 года Сталин де-факто установил новые границы Польши и поставил в Варшаве просоветское правительство, всецело ориентированное на Москву. Сталин саботировал требование союзников провести свободные выборы в контролируемых им странах Восточной Европы. Западные лидеры находили всё это нарушением ялтинских договорённостей.

В Потсдаме Сталин настоял на фактической границе по западной Нейсе, союзники были вынуждены с этим смириться, как со «свершившимся фактом». Польша приобрела основную часть бывших немецких Померании и Силезии, а также западную часть Восточной Пруссии.

Было принято решение о насильственном перемещении (депортации) немцев, ранее проживавших в переходивших Польше и СССР районах. Вместе с немцами чехословацкой Судетской области и некоторых районов Венгрии, прибалтийских регионов СССР, Румынии, Югославии депортация официально затронула 6,5 миллиона немцев. На самом же деле их было много больше: Черчилль на Потсдамской конференции говорил о восьми миллионах. Опустевшие земли, города и дома на вновь приобретённых территориях принялись занимать поляки. Это сильно привязало их к Советскому Союзу и просоветскому правительству в Варшаве как к гарантам полученного имущества и новых границ.

Одновременно происходил массовый «обмен населением» между Польшей и Советским Союзом. В 1945—1946 годах из Польши в СССР переселилось около 480 тысяч украинцев и 36 тысяч белорусов. Навстречу им в Польшу, в том числе в новые западные области страны, устремилась огромная масса поляков и евреев, покидавших родные места в расширившемся на запад Советском Союзе. В те годы в Польшу из СССР перебрались почти 1,6 миллиона поляков и 220 тысяч евреев.

Сталин виртуозно переигрывал своих партнёров. Следуя договорённостям, он в то же время твёрдо гнул линию на образование режимов-сателлитов в Восточной Европе. 28 июня 1945 года в Москве было создано формально коалиционное правительство из «люблинских» и «лондонских» политиков. Во главе кабинета встал люблинец, социалист Эдвард Осубка-Моравский. Один из наиболее видных лондонцев Станислав Миколайчик вернулся в Польшу и занял посты вице-премьера и министра земледелия. Также Сталин вновь посулил проведение свободных выборов. Этот ловкий политический манёвр привёл к тому, что западные союзники официально признали новое временное правительство Польши и отменили признание правительства в изгнании в Лондоне, чего и добивался советский вождь.

Эдвард Осубка-Моравский. (Wikimedia Commons)

Черчилль и Трумэн стремились во что бы то ни стало избежать нового раздела Европы на «зоны влияния», что неизбежно привело бы в недалёком будущем к возрождению конфронтации и опасности новой большой войны. Они выступали за подлинную независимость государств Восточной Европы, в которых находились в те дни советские войска и органы безопасности. Для этого Черчилль и Трумэн настаивали на немедленном проведении свободных выборов с участием всех влиятельных политических сил — как коммунистических, так и буржуазных. Им хотелось, чтобы на востоке Европы воцарилась демократия, а не коммунистические промосковские диктатуры.

Черчилль прекрасно понимал, что, продвигая новые границы Польши всё дальше на запад, Сталин на самом деле думает о расширении зоны советского влияния. Премьер-министр на отдельной встрече в Потсдаме тщетно старался убедить польское правительство умерить территориальные аппетиты, опереться на более широкие слои польского общества. Однако власти в Варшаве продолжали неукоснительно следовать советскому курсу.

Сталин, в свою очередь, ясно видел собственные политические цели и добился их достижения. Прежде всего он расширил непосредственные советские территориальные приобретения. Затем за несколько послевоенных лет сформировал пояс просоветских зависимых от Москвы государств, включая восточную Германию (ГДР). И оставил там советские военные гарнизоны. Уже в начале 1946 года он вспомнил о непримиримой несовместимости и враждебности «мира капитализма» «миру социализма» и предупредил измотанный войной советский народ о необходимости мобилизоваться для долгой борьбы с капиталистами и империалистами.

Иосиф Сталин. (Wikimedia Commons)

Интересы и представления союзников в Потсдаме разошлись очень далеко. Как замечает Киссинджер, «практическим результатом Потсдамской конференции стало начало процесса, разделившего Европу на две сферы влияния, как раз именно такого сценария, которого американские руководители военных лет больше всего хотели бы избежать».

25 июля 1945 года Черчилль последний раз принял участие в заседании Потсдамской конференции. Он продолжал безо всякого результата призывать к учёту интересов немецкого населения при определении новых западных границ Польши. В тот же день премьер-министр улетел в Лондон, где на следующее утро узнал о проигрыше им первых послевоенных выборов и передал власть победившим лейбористам во главе с Клементом Эттли. В последние дни конференции судьба Польши обсуждалась и решалась уже без него. И к полному удовлетворению Сталина. 1 августа 1945 года позиция Временного правительства Польши, продиктованная Москвой, получила единогласную поддержку трёх держав-победительниц.

Польша быстро советизировалась. В 1946 году был принят закон о национализации промышленности и развернулись массовые политические репрессии против некоммунистических политиков и активистов. На выборах в сейм в январе 1947 года крестьянская партия Миколайчика получила лишь 28 мест против 394 у блока коммунистов и социалистов. Президентом Польши стал коммунист Болеслав Берут. Миколайчик подал в отставку с поста лидера партии и эмигрировал в Англию, его сторонники были исключены из партии. Запад не признал итоги выборов. Коммунисты же занялись строительством диктатуры по советскому образцу. Сталин обрёл в лице Польши послушного сателлита.

Купить журнал «Дилетант» № 112 (апрель 2025)

Серьёзная работа над получением нейлона велась в лаборатории химической компании E. I. du Pont de Nemours and Company (DuPont) с 1930 года. В феврале 1935-го усилия команды химиков под руководством Уоллеса Хьюма Карозерса увенчались успехом: были получены полимеры, из которых в расплавленном виде очень удобно тянулись нити. На основе этого материала вскоре был отработан способ получения нейлона. Компания DuPont оформила патент на изобретение в 1938 году, а в 1939-м в штате Делавэр был построен первый в истории завод по производству нейлона. Началось коммерческое использование материала — для зубных щёток, рыболовной лески, в качестве ниток для хирургических операций и чулок.

На Всемирной выставке в Нью-Йорке в 1939 году вице-президент DuPont Чарльз Стайн, представляя нейлоновые изделия, сообщил, что чулки изготовлены из материала тоньше паутины и прочнее стали. Решив поначалу, что речь идёт о нервущихся чулках, дамы наградили оратора овациями. Были выбраны три добровольца для тестирования чудо-чулок. Каждая из дам получила по упаковке в подарок и носила изделие, как сообщали газеты, три недели. Публика переживала, что бедным девушкам приходилось каждую ночь стирать чулочки, но впоследствии именно это стало составляющей рекламной кампании — нейлоновые чулки можно стирать каждый день!

В заложенную на выставке «капсулу времени» (её надлежит открыть в 6939 году) наряду с сочинениями Альберта Эйнштейна и Томаса Манна, сигаретами Camel и журналом Life, вошла зубная щётка с щетиной из нейлона.

Проверка качества нейлоновых чулок. (Wikimedia Commons)

Неизвестно, как сложилась бы судьба нейлоновых чулок, если бы не участие Японии во Второй мировой войне.

После начала японской военной агрессии против Китая в 1937 году, а главное — потопления японскими самолётами американской канонерки и трёх нефтеналивных судов на реке Янцзы, в США была развёрнута широкая кампания, призывавшая к бойкоту японских товаров. Хотя она не привела к официальному эмбарго, при посредничестве американского правительства в 1937—1938 годах были заключены отдельные соглашения между предпринимателями обеих стран об ограничении японского импорта на отдельные виды товаров, в том числе на японские чулки — как из натурального шёлка, так и из искусственного.

В 1939 году США официально разорвали торговое соглашение с Японией, а в 1940—1941 годах был принят ряд актов, что сделало торговлю между странами невозможной. Импорт японского шёлкового волокна на американский рынок был прекращён.

Администрация США полагала, что это решение будет болезненным для Японии, тогда как американки вполне справятся без лишнего шёлкового платья в тяжёлую годину. Однако власти не учли, что из шёлка изготовлялись не только платья и блузки, но и чулки — предмет ежедневной необходимости.

В ответ на возникший дефицит DuPont выпустила на рынок нейлоновые чулки. Поначалу их могли купить только жители Уилмингтона, где находилась штаб-квартира компании, и исключительно при предъявлении документов. Стоила новинка баснословных денег — от 1,15 до 1,35 долл. за пару (пара чулок из натурального шёлка стоила доллар). Успех товара убедил DuPont начать массовую продажу нейлоновых чулок.

«Мне нужны твои чулки!»

В первый день начала продаж в Нью-Йорке было реализовано 78 тыс. пар чулок, при том что продавцы соблюдали жёсткое правило: не больше двух пар в одни руки. Всего за первый год DuPont продала 64 млн пар «нейлонов», как отныне именовались чулки, цена на которые упала до 92 центов.

Сбор чулок на нужды армии. (Wikimedia Commons)

Тем временем обязательства США требовали поставок как оружия и боеприпасов, так и прочих товаров союзникам. В 1942 году DuPont объявила, что нейлон будет использоваться в военных целях — для противомоскитных сеток, бронежилетов и парашютов. Женщинам же было выделено шесть пар чулок на год. В то же время были придуманы так называемые «жидкие чулки» — средство для тонирования ног от Max Factor. Американские города заполонили плакаты, на которых pin-up красотки взывали: «Мне нужны твои чулки!». По всей стране был объявлен сбор старых чулок, которые шли на изготовление парашютных строп, пороховых мешков и тому подобное. Уже после войны представители DuPont провозгласили нейлон материалом, «который выиграл войну».

Как только масштабное производство чулок было восстановлено, они, по некоторым сведениям, наряду с жевательной резинкой, плиткой шоколада Hershey и пачкой сигарет были включены в паёк солдат американской армии. Это обеспечивало солдатам самый сердечный приём в послевоенной Европе.

Легенду об основании Рима даже самые равнодушные к мировой истории школьники узнают в пятом классе, пусть и рассказывают её учебники довольно лаконично. Но если копнуть чуть глубже казённых текстов, можно выяснить много интересного и о самом этом сюжете, и о его действующих лицах.

При чём тут греки?

Начинать разговор о Ромуле и Реме стоит не с момента их предполагаемого рождения, а с периода более позднего — с 4–3 века до нашей эры. Именно тогда появляются первые письменные изложения легенды об основании Рима. Автором первого (из известных нам) такого документа был сицилийский историк Алкимос, по версии которого Рим основал Ромо, то ли внук, то ли правнук Энея, героя Троянской войны, принадлежавшего к царскому роду. Измышления эти не были плодом фантазии исследователя. Вероятно, устные предания о связи Энея с основанием Рима появились на пару веков раньше и с подачи Алкимоса настолько прочно закрепились в общественном сознании, что на протяжении многих столетий эту версию воспринимали как данность и не подвергали сомнению.

Так что же произошло?

Сын богини Афродиты, храбрый воин Эней, сражался на Троянской войне, в доблести уступая среди троянцев лишь Гектору. Однако бесстрашия этих воинов оказалось недостаточно для победы. Не сумев одолеть троянцев в честном бою, греки прибегли к хитрости и захватили город. Эней со своим отцом, сыном и уцелевшими согражданами бежали из пылающей Трои, погрузились на корабли и пустились в долгое странствие.

Опустим некоторые детали их путешествия. Оно было полно испытаний и заняло немало времени. Перенесёмся в конечную точку этого плавания — на берег рассекающего итальянские земли Тибра. Здесь Эней осел и даже основал город (но не Рим — до Рима нам ещё далеко).

Бегство Энея из Трои. (Wikimedia Commons)

Далее начинаются некоторые разногласия. Версия Алкимоса об основании Рима внуком-правнуком Энея буквально не выдерживает испытания временем. Троянскую войну датируют примерно 13–12 веками до нашей эры. А основание Рима античные историки относили к 9–8 столетиям до нашей эры. Римский писатель Марк Теренций Варрон, благодаря вычислениям астролога Тарутия, даже назвал точную дату — 21 апреля 753 года до нашей эры (она сейчас считается официальным «днём рождения»). В общем, не сходится.

Нестыковку эту устранил греческий учёный Эратосфен Киренский в 3-м веке до нашей эры. Он заявил, что сын Энея Асканио основал город Альба-Лонга и стал родоначальником его царской династии, к которой и принадлежали Ромул и Рем. Как и почему единственный основатель Рима стал братьями-близнецами, сказать трудно. Но эту версию вслед за Эратосфеном подхватили и другие исследователи. Так между Энеем и нашими героями встали более десяти поколений царей Альба-Лонги.

Не будем углубляться в жизнеописание многочисленных предков наших братьев. Это не особо интересовало даже античных исследователей, чьё воображение и породило их. Нашего внимания заслуживают только два звена постэнейской династической цепочки — дед Ромула и Рема Нумитор и его брат Амулий.

Дело семейное

Нумитор как старший из сыновей унаследовал трон Альба-Лонги и после смерти отца начал править городом. Но Амулия такое положение дел не устроило. Презрев право первородства и свергнув своего брата, он сохранил ему жизнь, но не побоялся пойти на преступление ради пресечения его рода. Сын Нумитора Лавз был убит людьми Амулия на охоте. А дочь брата Рею Сильвию тиран насильно сделал жрицей богини Весты и тем самым обрёк её на 30 лет безбрачия.

Казалось, судьба благосклонна к Амулию. Даже неожиданная беременность Реи Сильвии была ему на руку: теперь племянницу в соответствии с законами можно было казнить, окончательно избавившись от детей старшего брата. Историки так и не определились, осуществил он это намерение или нет. Известно только, что несчастная благополучно разродилась близнецами, после чего след её теряется.

Рея Сильвия. (Wikimedia Commons)

Кто был отцом Ромула и Рема (а именно их произвела на свет Рея Сильвия)? Большинство античных авторов сходятся на том, что весталка подверглась насилию. Греческий историк 1-го века до нашей эры Дионисий Галикарнасский приводил версию о причастности к этому Амулия. Плутарх однозначно приписывал отцовство Марсу. Римский историк Тит Ливий подвергал эту версию сомнению, настаивая на том, что изнасилованная девушка попыталась преуменьшить постыдность своего греха, возложив ответственность за произошедшее на бога войны. В массовом сознании, конечно же, версия Плутарха пользовалась наибольшим успехом: приятнее считать основателя Рима сыном Марса, чем плодом насильственного кровосмешения.

Амулия вопрос отцовства интересовал мало. Из всей родословной младенцев для него была важна лишь связь с его старшим братом Нумитором. Малолетних наследников престола тиран приказал бросить в воды Тибра.

Волчица или проститутка?

Далее сюжет развивается вполне типично для мифов и сказок. Слуги Амулия то ли пожалели детей, то ли поленились забираться глубоко в реку. Корзину с младенцами они оставили на мелководье. Течением её отнесло к берегу между Палатинским и Капитолийским холмами. Когда вода отступила, абсолютно сухая корзина оказалась у подножия смоковницы, позже ставшей для римлян священным деревом. На плач младенцев пришла недавно ощенившаяся волчица. Лесная хищница не просто не навредила Ромулу и Рему, а дала им напиться своего молока. По версии Плутарха, еду малышам в своём клюве приносил ещё и дятел, который, подобно волчице, является священным для Марса.

Единение Ромула и Рема с дикой природой продолжалось недолго. Вскоре они были обнаружены местным пастухом Фаустулом, который вместе со своей женой Аккой Ларенцией решил вырастить их как своих детей.

Ромул, Рем и волчица. (Wikimedia Commons)

Кстати, о жене Фаустула. Скептически настроенный Ливий сомневался не только в отцовстве Марса, но и в причастности волчицы к вскармливанию Ромула и Рема. Дело в том, что слово lupa обозначает по-итальянски не только волчицу, но и распутную женщину. А Акка Ларенция, как утверждает историк, зарабатывала проституцией, и именно она, а не волчица выкармливала близнецов своим молоком.

Впрочем, как и в вопросе отцовства, версия Ливия пользовалась меньшей популярностью. Так, Дионисий Галикарнасский в своём труде без всяких оговорок рассказывает о волчице и лишь существенно ниже приводит альтернативную версию с двойным толкованием слова lupa.

Путь к славе

Ну, а дальнейшая история известна настолько широко, что вряд ли стоит пересказывать её в подробностях. Ромул и Рем выросли в красивых, сильных, гордых и храбрых юношей, не умеющих подчиняться, зато способных вести за собой других. Узнав о своём происхождении, они собрали войско и свергли злодея Амулия, вернув трон старому Нумитору. После чего решили основать город, но не пришли к согласию в принципиальных вопросах вроде «где строить?» и «кто будет править?» Произошёл конфликт, и Рем был убит то ли братом, то ли одним из его людей. А Ромул, не тратя времени на излишнюю скорбь, возвёл Рим и начал царствовать.

Жителями Рима стали воины, когда-то помогавшие близнецам в борьбе с Амулием. Кроме того, новоявленный царь давал убежище беглым рабам и преступникам, укрывавшимся от закона. Такая государственная политика закономерно привела к дефициту в поселении женщин. Соседние общины не горели желанием отдавать своих дочерей в жёны разбойникам и прочим проходимцам. И тогда Ромул решил проблему радикально, организовав похищение девушек из сабинских городов.

Конец земного пути Ромула ещё более загадочен, чем его начало. После 36 или 37 лет правления основатель Рима просто исчез во время солнечного затмения. Римляне пришли к выводу, что Ромула забрали на небо боги, и сам он тоже стал богом под именем Квирин. С этого момента начался его культ, не пользовавшийся, впрочем, особой популярностью.

Как зарождалась легенда

Но вернёмся к самому началу нашего разговора. Учёные, к чьим исследованиям мы обращались в этой статье, писали свои труды спустя столетия после описываемых событий. Наибольшая их активность приходится на 2 и 1 века до нашей эры. Именно в этот период легенда о Ромуле и Реме приобрела привычные нам очертания и наполнилась подробностями, призванными устранить хронологические и логические неточности более ранних преданий. Почему именно тогда столько внимания учёных было обращено к истокам Римского государства и насколько правдоподобны приводимые ими факты?

Дело в том, что именно в тот период Рим начал движение к пику своего могущества. Он подчинил себе Средиземноморье и Восток и обретал всё большую власть в мире. Однако территориальных завоеваний становилось недостаточно. Нужна была история, оправдывающая статус Рима как великой империи, подчиняющей себе все другие народы. И происхождение от эллинов, чьё культурное развитие опережало другие государства, подходило для этой задачи как нельзя лучше. Этот эффект усиливался и присутствием в родословной богов: Афродиты — Венеры как матери Энея и Ареса — Марса как отца Ромула и Рема.

Основание Рима. (Wikimedia Commons)

Самим же эллинам с их высокомерием также было проще думать, что не дикие варвары захватили их великий народ, а потомки Энея теперь правят цивилизованным миром. Этот мотив отчётливо прослеживается, например, в «Римских древностях» Дионисия Галикарнасского.

Что же касается чуждых романтизма современных историков, они полагают, что Рим был основан на несколько веков раньше 753 года до нашей эры, и произошло это не единомоментно, а путём долгого постепенного слияния нескольких местных общин в один город. Легенда о похищении сабинянок, скорее всего, возникла как обоснование объединения латинских и сабинских общин.

Легенды о Ромуле также находят своё объяснение. Его фигуру считают классическим примером персонажа, существованием которого жители определённой местности пытались объяснить ставшую им непонятной с течением времени этимологию некоторых названий. Так что велика вероятность, что это Ромул получил имя от города, а не наоборот.

Однако позволяет ли это утверждать нам, что Ромула никогда не существовало? Вряд ли мы можем с полной уверенностью настаивать на этом. Не исключено, что в 9–8 веках до нашей эры во главе Рима действительно встал царь, с которого и началось величие этого города.

Купить журнал «Дилетант» № 90 (июнь 2023)

Были выработаны общие принципы проведения скоординированной политики союзников в отношении Германии и механизм реализации этой политики. Лидеры СССР, США и Великобритании стремились предотвратить возможность новой агрессии со стороны Германии, утвердить мир и безопасность на Европейском континенте. Однако как показало дальнейшее развитие событий (раскол Германии и образование в 1949 году двух германских государств, холодная война), советское руководство и руководители западных стран вкладывали в эти намерения противоположное содержание.

На заданный в Потсдаме Трумэном вопрос, как же мы определим понятие «Германия», Сталин ответил так: «Я очень затрудняюсь сказать, что такое теперь Германия. Эта страна, у которой нет правительства, у которой нет определённых границ, потому что границы не оформляются нашими войсками. У Германии нет никаких войск, в том числе и пограничных, она разбита на оккупационные зоны. Вот и определите, что такое Германия. Это разбитая страна».

Принципиальные решения конференции относительно будущего этой «разбитой страны» касались сути оккупационной политики, проблем границ и репараций. Решения Потсдамской конференции (в отличие от решений, принятых в Ялте) были доведены до сведения населения Германии. В том числе — достигнутое соглашение о её сохранении и развитии как единого демократического и миролюбивого государства. Союзники провозгласили, что они «не намерены уничтожить» немецкий народ и хотят дать ему возможность «подготовиться к тому, чтобы в дальнейшем осуществить реконструкцию своей жизни на демократической и мирной основе». Подчёркивалось, что «в оккупации Германия должна рассматриваться как единое целое» и что «во всей Германии должны разрешаться и поощряться все демократические политические партии».

Документом, принятым по итогам двухнедельных дебатов, был «Протокол Берлинской конференции трёх великих держав», подписанный 1 августа 1945 года.

Эттли, Трумэн, Сталин. (Wikimedia Commons)

3 августа было опубликовано «Сообщение о Берлинской конференции трёх держав». В разделе «О Германии» немцы со страхом и надеждой прочитали: «Германский народ начал искупать ужасные преступления, совершённые под руководством тех, кому, во время их успехов, он открыто выражал своё одобрение и слепо повиновался… Германский милитаризм и нацизм будут искоренены, и союзники, в согласии друг с другом, сейчас и в будущем, примут и другие меры, необходимые для того, чтобы Германия никогда больше не угрожала своим соседям или сохранению мира во всём мире».

В Сообщении были полностью приведены «Политические и экономические принципы, которыми необходимо руководствоваться при обращении с Германией в начальный контрольный период»; разделы Протокола конференции «Репарации с Германии», «Город Кёнигсберг и прилегающий к нему район», «О военных преступниках», «Упорядоченное перемещение германского населения».

Оккупация Германии была признана необходимой мерой, носящей временный (но не оговорённый конкретными сроками) характер. Её главными целями провозглашались: полное разоружение и демилитаризация страны; уничтожение нацистской партии, её филиалов и подконтрольных организаций, отмена нацистских законов, запрет пропаганды нацизма и милитаризма; подготовка реконструкции германской политической жизни на демократической основе (разрешение деятельности демократических партий и профсоюзов, создание органов местного самоуправления, разрешение свободы слова, печати и деятельности религиозных учреждений); децентрализация экономики.

Союзниками были сформулированы принципы, которые в дальнейшем получили название политики четырёх «Д»: демилитаризация, денацификация, демократизация и декартелизация. Это были задачи, которые никогда раньше не ставили перед собой победители. Само понятие «оккупация» приобрело качественно новое содержание.

Историки указывают на важность пятого «Д» — децентрализации власти, определявшейся разделом страны на зоны оккупации. Верховная власть в Германии переходила к главнокомандующим вооружёнными силами СССР, США, Англии и Франции. В соответствующей зоне оккупации каждый главнокомандующий действовал по инструкциям своего правительства. Вопросы, затрагивающие Германию в целом, должны были обсуждаться совместно. Для этого был создан орган, состоявший из четырёх главнокомандующих, — Союзный Контрольный Совет (СКС).

В Протоколе Потсдамской конференции говорилось, что будет «создан германский административный аппарат… учреждены существенно важные центральные германские административные департаменты… в частности, в областях финансов, транспорта, коммуникаций, внешней торговли и промышленности». То есть был обозначен путь формирования центрального демократического германского правительства, с которым можно будет подписать мирный договор.

Министры иностранных дел стран-победительниц. (Wikimedia Commons)

Советская делегация внесла в Потсдаме проект создания центральной германской администрации, которая должна была действовать под руководством СКС. Но после дискуссии по этому вопросу было решено: «Пока не будет учреждено никакого центрального германского правительства». Такое решение стало роковым для дальнейшего развития событий: оно во многом предопределило раскол Германии.

В Потсдаме с новой остротой встал вопрос о Польше и её границах, а значит, о восточной границе Германии. Ялтинская формула о «существенном приращении территории Польши на севере и на западе» (за счёт Германии) была расплывчатой. Поэтому 20 июля 1945 года нарком иностранных дел Вячеслав Молотов вручил министру иностранных дел Великобритании Энтони Идену и госсекретарю США Джеймсу Бирнсу «Предложение делегации СССР о западной границе Польши», в случае реализации которого Германия теряла 25% всех обрабатываемых сельхозугодий, 17% каменноугольных месторождений и 6,4% промышленных сооружений.

Черчилль решительно возражал против советского предложения. Но на заседании 31 июля Клемент Эттли, сменивший Черчилля на посту премьера, и Гарри Трумэн уступили нажиму Сталина и фактически согласились с точкой зрения советской стороны. Черчилль потом говорил, что это была непростительная уступка. Если бы он остался в Потсдаме, он устроил бы Сталину «скандал», но не допустил в Протоколе конференции такой формулировки.

Границы Германии серьёзно менялись и в результате передачи Советскому Союзу территории площадью 15,1 тысячи квадратных километров бывшей Восточной Пруссии — города Кёнигсберга с прилегающим районом (ныне это Калининград и Калининградская область РФ). Старинная германская земля Пруссия была объявлена «источником войн и агрессии в прошлом».

Острые дискуссии вызвала проблема германских репараций. Ещё в Ялте была создана специальная союзническая комиссия для разработки соответствующего плана. Однако в Потсдаме западные делегации совершили поворот на 180 градусов, убеждая Сталина, что сумма репараций в 20 миллиардов долларов (из них половина в пользу СССР и Польши) чрезмерна. «Мы потеряли страшно много оборудования в этой войне, страшно много. Надо хоть одну двадцатую часть возместить», — возражал Сталин.

В конечном счёте была принята формула, предложенная Бирнсом: общая сумма репараций не оговаривается; изъятия производятся из собственных зон оккупации; СССР в дополнение получит из западных зон примерно 25% демонтированного там оборудования; репарации же для Англии, США, Франции и других стран, которые имели на это право, будут взиматься из западных зон и соответствующих германских вложений за границей.

Дворец Цецилиенхоф — место проведения Потсдамской конференции. (Wikimedia Commons)

Оценивая решения, принятые в Потсдаме по проблеме репараций, их выгодность или невыгодность для победителей и побеждённых, надо учесть, что Сталин за столом переговоров после всех претензий и дебатов о суммах, формах и сроках репараций вдруг заявил, что отказывается от золота, от германских инвестиций по всему миру и согласен на репарационные изъятия только из Восточной Германии (советской оккупационной зоны).

Этому факту долго не было внятного объяснения. Лишь в начале 1990-х годов российскому исследователю Павлу Кнышевскому удалось найти ранее засекреченные документы, из которых следовало, что для СССР бесконтрольный вывоз из своей зоны оккупации материальных ценностей в счёт репараций был наиболее приемлемым вариантом. Пока «Большая тройка» заседала в Потсдаме, репарационные поставки из Восточной Германии в СССР уже шли полным ходом. Если в первые месяцы оккупации в этом вопросе царила неразбериха, то на второе полугодие 1945 года уже был установлен жёсткий план по вывозу немецкого оборудования и материалов: не менее 3 миллионов 600 тысяч тонн по железной дороге и не менее 1 миллиона 200 тысяч тонн морским путём. Численность «трофейных» войск Красной армии в 1945 году составляла 34 тысячи человек; было создано ещё пять специальных эвакопоездов с командами по тысяче человек. Вывезенное в СССР немецкое оборудование работало после войны многие годы.

Проблема мирного договора с Германией в Потсдаме детально не обсуждалась. Она была возложена на Совет министров иностранных дел, который учреждался по настоянию американской стороны: «Совет будет использован для подготовки мирного урегулирования для Германии с тем, чтобы соответствующий документ был принят пригодным для этой цели правительством Германии, когда такое правительство будет образовано». Бывший госсекретарь США Генри Киссинджер в книге «Дипломатия» писал: «Потсдам почти ничего не решил… Многое осталось недоделанным и в подвешенном состоянии, и, как это часто бывает, когда главы государств неспособны договориться, наиболее жгучие проблемы были переданы министрам иностранных дел для дальнейшего обсуждения».

«Большая тройка» быстро пришла к согласию по вопросу преследования и наказания главных немецких военных преступников. Был принят британский проект решения. Главные немецкие военные преступники должны были предстать перед судом народов «как можно скорее». Союзники спорили лишь о том, нужно ли до суда публиковать их имена и кто войдёт в этот список. Сошлись на предложении Сталина, что не позднее чем через месяц будет обнародован «первый список привлекаемых к суду немецких военных преступников». 8 августа в Лондоне было подписано соглашение о создании Международного военного трибунала (МВТ).

Нюрнбергский процесс. (Wikimedia Commons)

Потсдамская конференция, в отличие от Версальской, не была мирной. На ней не были выработаны условия мирного договора с Германией. В Потсдаме победители договорились лишь о принципах, которыми они должны были руководствоваться в отношении Германии в начальный период оккупации. Предполагалось, что эти принципы лягут в основу мирного договора или будут заменены новыми четырёхсторонними соглашениями. Но этого не произошло.

Германский вопрос был решён лишь в 1990 году. Мирным договором, который подвёл итоги Второй мировой войны, стал Московский договор об окончательном урегулировании в отношении Германии, подписанный 12 сентября 1990 года СССР, США, Великобританией и Францией, а также ФРГ и ГДР. 31 августа 1990 года между ФРГ и ГДР был заключён договор о германском единстве — ликвидации ГДР как государства и вхождении её территории (восточных земель) в состав ФРГ. Документ вступил в силу 29 сентября 1990 года и установил дату объединения Германии — 3 октября 1990 года. Таким образом, актуальный со времён Потсдамской конференции германский вопрос был закрыт.

Автор — доктор исторических наук, профессор РГГУ

Купить журнал «Дилетант» № 112 (апрель 2025)

Хаотично застроенные кварталы — часто без воды, света, канализации — встречаются во многих странах. В русском языке такие жилые массивы называют трущобами. Изначально трущоба — заросшее место, сквозь которое не пробраться; бурелом, лесная чаща. Городские трущобы существуют в Найроби, Каракасе, Мумбаи, Мехико, Рио-де-Жанейро и других мегаполисах. Бразильские трущобы во всём мире известны как фавелы.

Почему фавелы так называются?

В 1888 г. принцесса Бразилии Изабелла подписала «Золотую буллу» — закон об отмене рабства. Десятки тысяч освобождённых рабов рассредоточились по всей стране, больша?я часть основала поселение Канудус в штате Баия. Располагалось это поселение на склонах Morro da Favela — «Холма фавелы». Фавела, в свою очередь, — народное название растения Cnidoscolus quercifolius. Фавела — эндемик Бразилии, растёт преимущественно в прибрежных штатах на северо-востоке страны.

В 1896—1897 гг. в Канудусе вспыхнуло восстание. Решать проблему отправили солдат из столицы (до 1960 г. столицей Бразилии был Рио-де-Жанейро). Восстание было подавлено, и военные вернулись в Рио. Правительство обещало выделить солдатам жильё, но обещание не сдержало, так что им тоже пришлось обосноваться на холме и строить хоть какие-то жилища из подручных средств самостоятельно. По аналогии этот холм называли Morro da Favela, хотя официально он называется Morro da Provid?ncia («Холм провидения»). Фавела здесь до сих пор существует и считается старейшей в Рио-де-Жанейро.

Панорама Рио-де-Жанейро, 1889 г. (Wikimedia Commons)

Сейчас слово «фавела» в Бразилии считается стилистически окрашенным и используется только в разговорной речи. Официально фавелы называют «сообществами» (comunidades) или «субнормальными агломерациями» (aglomerados subnormais).

Самые известные фавелы

Санта Марта — самая безопасная и популярная среди туристов фавела Рио-де-Жанейро. До 2000-х гг. Санта Марта оставалась классической фавелой, где не действовали законы, множились наркоторговцы и проч., но в 2008 г. полиции Рио удалось взять поселение под свой контроль. После этого в фавеле появился централизованный водопровод, спортивные комплексы, фуникулёр и другие блага цивилизации. На смотровой площадке фавелы установлен памятник Майклу Джексону — в 1996 г. артист снимал здесь клип на песню They Don’t Care About Us. Также в Санта Марте проходили съёмки эпизодов фильма «Форсаж 5».

Росинья — самая большая фавела в Рио-де-Жанейро и до недавних пор крупнейшая во всей Бразилии. По данным 2023 г., на второе место её отодвинула фавела Sol Nascente («Восходящее солнце»). Она находится в Федеральном округе, недалеко от современной столицы Бразилии — города Бразилиа. В Sol Nascente исследователи зафиксировали 32 тыс. домохозяйств, в Росинье — 30 тыс. Количество жителей в обеих фавелах подсчёту не поддаётся. Анимированную версию Росиньи можно увидеть в мультфильме «Рио» о приключениях редкого голубого попугая ара.

Вакцинация от полиомиелита в фавеле Росинья, 2001 г. (Wikimedia Commons)

Ещё одна знаменитая фавела Рио — Cidade de Deus («Город Бога»). Фавеле посвящён фильм «Город Бога» (2002) Фернанду Мейреллиша — экранизация одноимённого романа Паолу Линса. В 2005 г. картина вошла в список 100 величайших фильмов всех времён по версии журнала Time.

Видигал — фавела с лучшими видами, расположенная на холме Dois Irm?os («Два брата»). Здесь отсутствие благ цивилизации немного компенсируется панорамой: океан, пляж Ипанема, острова Кагаррас… В Рио-де-Жанейро такая роскошь доступна либо обладателям элитного жилья и богатым туристам, либо обитателям некоторых фавел.

Фавела Кантагалу. (фото автора)

В «субнормальных агломерациях» живут 6% бразильцев, но в зависимости от города показатели различаются. В Рио-де-Жанейро в таких условиях проживают около 14% горожан, в Сан-Паулу — 11%, а в Белене — почти 54%.

Жизнь в фавеле

Жители многих фавел лишены доступа к водопроводу, канализации, своевременной медицинской помощи. Если даже есть электроэнергия — чаще всего её получают нелегально, поэтому фавелы опутаны сетями проводов, риск коротких замыканий и пожаров здесь очень велик. Бразильские законы на территории фавел фактически не действуют, поселения контролируют преступные группировки, а полиция зачастую даже не решается заходить в такие кварталы.

Фавела в городе Ресифи. (Wikimedia Commons)

Одна из главных проблем Бразилии — сильнейшее социальное неравенство. У жителей фавел практически нет возможности выбраться из нищеты и антисанитарии. Кто-то из них работает в сфере обслуживания, но некоторые становятся частью криминального мира. Грабители, орудующие в прибрежных районах и на пляжах Рио, являются выходцами из фавел. Беднейшие бразильцы не могут рассчитывать на достойное образование и социальные лифты. Единичные исключения — артисты и футболисты.

На конференцию в Потсдаме (она ещё называется Берлинской) собрались лидеры «Большой тройки» стран-победительниц: Черчилль (потом его заменит выигравший выборы в Англии Клемент Эттли), Сталин и Трумэн. Надо было провести по карте Европы новые границы, разобраться с репарациями, которые предстояло взять с побеждённой Германии, наметить планы на счастливое мирное будущее под приглядом Англии, США и СССР.

«Население ушло»

В итоговых документах Потсдамской конференции специальная глава посвящена «перемещению германского населения» из районов, передаваемых другим государствам. Сталин до последнего сопротивлялся её включению; согласился только тогда, когда (по ультимативному настоянию советской делегации) в заголовок главы было внесено слово «упорядоченное». Что ж, советской стороне было виднее; западных представителей в места перемещений (ни в Польшу, ни в Чехословакию) просто не пускали, невзирая на все их протесты и подписанные самим Сталиным обязательства.

О западных границах Польши договориться ещё только предстояло, но Сталин уверенно говорит о них, зная, что «партнёрам по переговорам» крыть нечем: там уже Советская армия.

Из стенограммы конференции:

Сталин: «На бумаге это пока немецкие территории, на деле это польские территории де факто».

Трумэн спрашивает: «Что случилось с местным населением? Его там было, по-видимому, миллиона три».

Сталин отвечает: «Население ушло».

Черчилль, Трумэн и Сталин. (Wikimedia Commons)

Английский историк Кит Лоу в книге «Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны» «разворачивает» этот лаконичный ответ: «"…В воскресенье 1 июля 1945 г. приблизительно в половине шестого вечера подразделения польской армии подошли к деревне Махусвердер в Померании, населению приказали в течение тридцати минут собрать вещи и уехать. Почти все жители деревни были немцами, и в основном женщины, дети и старики, поскольку большинство мужчин уже давно пропали на войне… Затем под надзором поляков отправились пешком в направлении новой польско-немецкой границы, расположенной в шестидесяти километрах…

Большинство переселенцев в пути питались исключительно тем, что находили в полях, или незрелыми фруктами, которые росли на обочине дороги. У нас было очень мало хлеба. В результате многие заболели. Маленькие дети до года почти все умерли в дороге… Я часто видела людей, лежащих на обочине дороги, с синими лицами, которые задыхались, людей, упавших от усталости и так и не сумевших подняться… Матери цеплялись за своих дочерей и рыдали… Крики разносились далеко. Я в жизни этого не забуду…» — свидетельствует под присягой жена фермера и мать троих детей Анна Кинтопф".

Согласно правилам, составленным польским правительством, немцам не разрешалось вывозить из страны более 500 рейхсмарок и иную валюту. Никаких уступок не делалось даже тем, кто занимал активную пропольскую позицию или боролся с нацистами во время войны. С антифашистами и немецкими евреями обращались не лучше, чем с любыми другими немцами, — их определяла «немецкость», а не деятельность во время войны или политические взгляды…

«Безусловно, методы поляков и чехов были жестокими, — пишет Лоу, — однако идеология, скрывающаяся за ними, была гораздо мягче по сравнению с идеологией нацистов».

Зачтём за оправдание? Главное ведь выбрать точку отсчёта.

Оправданная цена?

Идиллической демонстрации неколебимого единства и согласия в Потсдаме явно не получилось. Слишком разными были участники, и разность эта, которую удавалось как-то сглаживать до конца войны, выплеснулась наружу.

Так, впрочем, было всегда. Но удавалось разногласия прятать — пока была «нам нужна одна победа, одна на всех»; готовы были временно закрыть глаза на то, что даже у американцев с англичанами на будущий мир были разные взгляды, а уж Сталина (скажем мягко) недолюбливали и те и другие. А сам Сталин «дорогих союзников», судя по всему, вообще считал врагами.

«Сталин жил в мире, лишённом нормальных человеческих чувств, — писал в своей книге о первых послах США в Москве американский историк Деннис Данн. — Он считал, что террор и насилие — естественные и положительные явления. Он верил в мир, поделённый на людей, принимавших его волю, и людей, не принимавших её, где он один определял мораль и международное право. Он с лёгкостью обманывал таких прогрессивных идеологов, как Рузвельт и Гопкинс, веривших, что он — демократический руководитель, который пытается справиться с трудными проблемами внутри своей страны и с германской агрессией. Он также обманывал таких реалистов, как Черчилль и Гарриман, веривших, что даже у Сталина есть искра человечности, и подвергавших сомнению его злой гений, потому что его народ сражался против нацистов…»

Рузвельт считал, что Сталин — будущий демократ, который будет сотрудничать с ним после войны с целью установления нового мирового порядка, где будут действовать демократические правительства под защитой той или иной организации коллективной безопасности. Он пришёл к выводу, что часть Восточной Европы — оправданная цена за то, чтобы Сталин считал Соединённые Штаты своим другом и союзником. Кроме того, это может дать толчок для роста демократии в СССР.

В Потсдаме участники переговоров тоже часто употребляли одинаковые слова, но имели в виду совершенно разные вещи.

Надо сказать, стенограммы Потсдамской конференции я сейчас полностью перечитал впервые за сорок пять лет. Воспринял, честно говоря, совсем по-другому. Раньше, казалось мне по молодости лет, в общем-то, правильно, что Сталин лукавит да передёргивает. Нехорошо, конечно, но — с волками, знаете ли, жить… Интересы страны диктовали… Да и сами партнёры были лучше, что ли…

Дворец Цецилиенхоф — место проведения Потсдамской конференции. (Wikimedia Commons)

Сейчас, с высоты прожитого, прочитанного, увиденного, взгляд изменился. Скажем, отдельным сюжетом на Потсдамской конференции стал вопрос о «черноморских проливах». Сталин потребовал от (нейтральной!) Турции предоставления военных баз в Дарданеллах. А в дополнение к проливам шли территории Карса и бывшего Сурмалинского уезда, захваченные в конце 19-го века царской Россией, а потом отданные Ататюрку по договору «О дружбе и братстве» 1921 года. Их тоже следовало «вернуть». А что? Плохо разве иметь в кармане ключи от единственного морского выхода на юг? И Карс бы не помешал…

Но тут союзники проявили твёрдость, и в итоговом протоколе Потсдамской конференции идея советских территориальных претензий к Турции не упоминалась вообще, а в разделе XVI «Черноморские проливы» было сказано лишь: «Конвенция о Проливах, заключённая в Монтрё, должна быть пересмотрена, как не отвечающая условиям настоящего времени». Другими словами, как-то договориться о базах в Потсдаме не получилось. А то плохо было бы? Куда ведь как хорошо жилось бы туркам с советской военной базой…

Или уже 17 июля, на первом же заседании, Сталин предложил обсудить судьбу «подопечных территорий» — бывших колоний Италии: «Русские хотели бы принять участие в их управлении»… Но не пустили Сталина «принять участие» в Сомали да Ливии… Не слава ли богу? На «пиру победителей» в замке Цецилиенхоф все вместе решали, кого пустят в создаваемую ООН, кого привлекут к суду в Нюрнберге… Но «железный занавес», о котором Черчилль скажет в следующем году, уже опускался над Европой.

Сталин просто уходил от ответа, когда его ловили, скажем так, на неточностях. И за руку его старались не ловить. Союзники делали вид, что действительно говорят со Сталиным на одном языке и имеют в виду одно и то же. Им в это очень хотелось верить.

Ещё в феврале 1945-го (после Ялты), выступая в Палате общин, Черчилль заявил: «Сталин и другие советские лидеры хотят установить уважительные, дружеские и равноправные отношения с западными демократиями. Я чувствую также, что они держат своё слово…» Но тогда же с горечью сказал коллегам по британскому правительству: «Теперь очевидно, что русские не собираются выполнять условия, о которых мы договорились». Во всяком случае, ялтинские соглашения по Польше оказались фактически аннулированы спустя 23 дня после их принятия.

Репарации

Созданная в 1943 году Чрезвычайная государственная комиссия под председательством Николая Шверника сумела выразить сумму материального ущерба, нанесённого Советскому Союзу, назвав колоссальную сумму в 679 миллиардов рублей с общей расшифровкой ущерба в натуральном выражении. Но кто мог проверить тогда правильность произведённых подсчётов? Бесспорно было одно: за собой оккупанты оставили выжженную землю.

Когда Сталин садился за стол переговоров в Потсдаме, репарационные поставки в СССР шли уже полным ходом. Горячие споры за столом в Цецилиенхофе имели, можно сказать, одно значение — как-то их оправдать, легитимизировать. Но на двенадцатый день конференции генералиссимус вдруг обескуражил союзников неожиданным заявлением: «От золота советская делегация отказывается; что касается акций германских предприятий в западной зоне, то мы от них тоже отказываемся и будем считать, что весь район Западной Германии будет находиться у вас, а то, что касается Восточной Германии, — то находится у нас».

И это после длительных обсуждений настойчивых претензий советской стороны на долю репараций из промышленных фондов в зонах оккупации союзников вкупе с Италией… Собеседники несколько раз переспрашивали, так ли его поняли, и Сталин несколько раз с усмешкой подтвердил, что так оно и есть: все германские инвестиции по всему миру, за исключением Румынии, Болгарии, Венгрии, Восточной Австрии и Финляндии, все ресурсы Западной Германии остаются за США и Англией, а Советскому Союзу — только их восточная часть. Союзники с предложением (с видимым облегчением) согласились.

Сталинский расчёт был прост. В отличие от денежных операций, взимание дани с Германии натурой почти невозможно было проконтролировать, а сам денежный эквивалент приобретал условное значение… К тому же получение готовой продукции и средств производства для неполноценной советской экономики было значительно важнее и выгоднее, чем обретение валюты, часть которой пошла бы, наверняка, на уплату кредитов тем же союзникам.

По данным историка Михаила Семиряги, за несколько лет, в течение которых СССР взимал репарации, было демонтировано и отправлено на Восток 2885 разных фабрик и заводов, 96 электростанций, около 340 тысяч различных станков, 200 тысяч электромоторов, различное научное и лабораторное оборудование (к примеру, телескопы из университетской обсерватории в Берлине), оборудование бассейнов, вагоны и паровозы, гражданские и военные корабли, техника для Центральной телефонной станции Москвы (прослужившая до 1980-х). Было демонтировано также 1337 немецких предприятий в Польше, 206 в Австрии, 54 в Чехословакии и 11 в Венгрии. Всего получено 1118 000 единиц оборудования.

Паровые локомотивы в качестве военных репараций отправляются в СССР. (Wikimedia Commons)

Молотов как-то назвал репарации «мелочью». «Государство-то колоссальное у нас, — говорил он, — <…> эти репарации были на старом оборудовании, само оборудование устарело». Как считает Семиряга (сам служивший в Германии после войны), Молотов намеренно преуменьшал значение репараций; «мелочью» они отнюдь не были.

В Ялте, а потом и в Потсдаме Сталин давал союзникам слово изымать в качестве репараций только оборудование, «которое не нужно мирной экономике» для её «нормального развития».

Что же вывез Советский Союз из поверженной Германии, кроме металлообрабатывающих заводов? Кроме тысяч патентов из Берлинской патентной библиотеки? Кроме принудительно вывезенных сотен учёных, получавших за свой труд советские ордена и лауреатские знаки? Кроме картинных галерей и частных коллекций, до сих пор хранящихся в секретных хранилищах и толком не разобранных?

60 149 роялей, пианино и фисгармоний, 458 612 радиоприёмников, 188 071 ковёр, 941 605 предметов мебели, 264 441 штуку настенных и напольных часов; 588 вагонов разной посуды, в основном фарфоровой; 3 338 348 пар различной гражданской обуви, 1 203 169 женских и мужских пальто, 2 546 919 платьев, 4 618 631 предмет белья, 1 052 503 головных убора; 154 вагона мехов, тканей и шерсти…

Собственно говоря, никто никогда не считал, а сейчас уже практически невозможно определить коэффициент полезного использования «трофейного» оборудования и имущества. Как пока невозможно подсчитать и назвать окончательные показатели германских репараций вообще, поскольку на соответствующие документы по-прежнему сохраняется строгое табу.

«Особыми поставками» пользовались все без исключения министерства и ведомства, в том числе — и ГУЛАГ. Только по двум постановлениям ГКО 1945 года 16 колоний и лагерей НКВД получили оборудование 32 германских заводов, фабрик и промпредприятий, а хозяйственному управлению наркомата для обустройства новых гулаговских объектов было передано оборудование лагеря военнопленных «Нарвик» и санитарно-техническое имущество школы СС из города Фолькенбурга…

«Отдай земли»

Но, конечно, главной добычей, как и многие столетия до того, были «новые территории». Их мало не бывает.

«…В Восточной Пруссии были организованы многопольные севообороты, налажено сельское хозяйство. В настоящее время всё это уже нарушено… хищнически и варварски нарушают многополье и севообороты, засоряют поля сорняками, что приведёт в последующем к малоурожайности, а при таком количестве осадков, как здесь, в Восточной Пруссии, эта дренажированная земля особенно капризна. Срочно требуется принять меры к заселению этой территории советскими людьми, к выселению отсюда немцев, к организации местных органов власти (чтобы упразднить анархию), создать колхозы, МТС и совхозы на базе подсобных хозяйств воинских частей и сделать эту благородную землю житницей Советского Союза, второй Украиной… Едешь по полям и видишь участки неубранного хлеба, от чего аж слёзы навёртываются на глазах»… Так писал секретарям ЦК ВКП (б) Георгию Маленкову и Андрею Андрееву в конце октября 1945 года помощник военного прокурора 3-й воздушной армии майор юстиции Николай Романчиков.

Уличный бой в Кёнигсберге. (Wikimedia Commons)

Прокурора послушались «наполовину». Немцев из Восточной Пруссии выселили, колхозы и совхозы создали, но загубленная земля, ныне Калининградской области, так и не стала ни второй, ни третьей, ни четвёртой житницей Советского Союза.

И вот, Александр Григорьевич Лукашенко в 2014 году рассказывает журналистам с душераздирающими подробностями, как при случае попросил у нашего президента кусок российской территории и тот вроде бы не возразил: «Мы были недавно с Путиным в Калининграде — летели на вертолёте. Я смотрю: вы же не пашете землю! Эти же земли когда-то самыми лучшими были в Советском Союзе, процветающий был край — вы ж ничего не пашете! Я Владимиру Владимировичу говорю: «Отдай мне вот эти, эти земли». Согласен…»

Прекрасно понимаю, что Александр Григорьевич в силу своего характера вполне мог не совсем точно передать реакцию собеседника. Но состояние полей и угодий с борта вертолёта определил, думаю, точно…

Встреча в Потсдаме закончилась, была принята объёмная итоговая декларация. Определились с репарациями… Договорились, что Советский Союз вступит в войну с Японией (взамен получит всё, что потерял царизм в начале века, плюс ещё кое-что)… Поровну поделят трофейный флот… Сталин (на словах) согласился пустить корреспондентов в страны, как очень скоро будет названо, «восточного блока», и вообще, провести там «свободные и демократические выборы» — ничего из этого сделано не будет ещё едва ли не полвека. Взамен союзники установят с этими странами дипломатические отношения и примут эти страны в ООН.

…Потом начнётся холодная война.

Купить журнал «Дилетант» № 112 (апрель 2025)

Известные российские промышленники Демидовы вышли из крестьян и не могли похвастаться хорошей родословной. При этом у них было другое, гораздо более серьёзное преимущество — несметные богатства, заработанные на уральских заводах. Именно благодаря огромному состоянию в 19-м веке члены семьи добились присвоения княжеского титула, причём даже не в России, а в Италии.

Родоначальником Демидовых был Демид Климентьевич Антуфьев, уроженец села Павшино Тульской губернии. В первой половине 17-го века он переехал в Тулу и занялся кузнечным делом. По этой же стезе пошли и сыновья вчерашнего крестьянина — Никита, Семён и Григорий. Наибольших успехов добился старший сын, которого чаще называли не Никитой Антуфьевым, а просто Никитой Демидовым. Основатель промышленной династии приобрёл репутацию прекрасного оружейника во время Северной войны: царь Пётр I остался доволен качеством демидовских ружей и пушек и всячески способствовал расширению заводов промышленника. Следующие поколения лишь приумножили капитал, заработанный тогда Никитой Демидовым, но разбогател род благодаря ему. Вместе с деньгами появилось и влияние.

Никита Демидов. (Wikimedia Commons)

Дети Никиты Демидова — Акинфий и Никита — пошли по стопам отца. Большая часть наследства досталась старшему сыну, Акинфию, но и Никита Никитич смог добиться на этом поприще отличных результатов, успешно конкурируя с братом. В 1726 году, вскоре после смерти Демидова-старшего, его сыновья получили потомственное дворянство. Но до княжеского титула им было ещё далеко.

Шли годы, и семейное древо разрасталось. В роду были совсем разные люди — к примеру, Прокофий Акинфиевич Демидов слыл известным чудаком и меценатом, а его брат Никита Акинфиевич, напротив, крепко стоял на ногах, имел отличную деловую хватку, основал на Урале несколько новых металлургических заводов и обладал репутацией человека, поддерживавшего науки и учёных.

Объединяли разных представителей семейства не только родственные связи, но и принадлежность к числу богатейших людей своего времени. Так, единственный сын Никиты Акинфиевича Демидова Николай получил в наследство восемь крупных металлургических заводов, а также 11 550 крестьянских душ. Этого хватило бы для праздного и при этом безбедного существования, но Николай Никитич, как и многие другие отпрыски богатых родов, был записан на военную службу в Преображенский полк. Позднее он перешёл на гражданскую службу, а затем стал российским посланником во Флоренции. Там он был известен и любим благодаря щедрому меценатству, но при этом не забывал и о собственном комфорте: в столице Тосканы Демидов выстроил роскошную виллу Сан-Донато.

Анатолий Демидов. (Wikimedia Commons)

С младшим сыном Николая Никитича связана история получения Демидовыми княжеского титула. Анатолий Николаевич Демидов служил дипломатом в европейских столицах и дружил с семьёй Наполеона Бонапарта, а в 1839 году договорился о помолвке с племянницей бывшего императора Матильдой Бонапарт. Хотя для свадьбы на девушке из такой влиятельной династии Демидов был недостаточно родовит, решение в итоге было найдено. Подобно своему отцу, Анатолий Николаевич также был тесно связан с Флоренцией, и в 1840 году великий герцог Тосканы Леопольд II пожаловал Демидову титул князя Сан-Донато, названный в честь виллы. Так Матильда Бонапарт смогла выйти замуж за потомка русских крестьян без ущерба для своего статуса принцессы, хотя их брак в итоге долго не продержался.

В Петербурге к получению Демидовым нового титула, да и в целом к похождениям дипломата отнеслись не слишком благосклонно. При жизни Анатолия Николаевича Россия так и не признала его князем Сан-Донато. Произошло это только в 1872 году, когда из-за бездетности первого князя титул перешёл к его племяннику, Павлу Павловичу Демидову. Всего же в истории было четыре князя Сан-Донато, последний из них, сын Павла Павловича Анатолий, умер в 1943 году. У него остались только три дочери, которые не могли унаследовать титул.

Во все времена судебное следствие периодически заходило в тупик. Понятный нам принцип «неустранимые сомнения толкуются в пользу обвиняемого» был людям древности и Средневековья не близок: кто-то же должен отвечать! По их мнению, в подобных случаях следовало положиться на Высшую волю.

Спросить у Бога

Идея Божьего суда (ордалии в терминологии юристов) восходит к глубокой древности — мы встречаем её уже в законах Хаммурапи, вавилонского царя 18-го века до нашей эры. В частности, практиковалось испытание водой:

«Если человек бросил на человека обвинение в колдовстве и не доказал этого, то тот, на которого было брошено обвинение в колдовстве, должен пойти к Божеству Реки и в Реку погрузиться; если Река схватит его, его обвинитель сможет забрать его дом. Если же Река очистит этого человека и он останется невредим, тогда тот, кто бросил на него обвинение в колдовстве, должен быть убит, а тот, кто погружался в Реку, может забрать дом его обвинителя». Встречаем мы схожие нормы и в древнеиндийских «Законах Ману» (предположительно 2-й век до нашей эры): невиновным полагался тот, «кого пылающий огонь не обжигает, кого вода не заставляет подняться наверх».

«Пьер Бартелеми сходит в огонь». Гюстав Доре. (Wikimedia Commons)

К испытанию огнём и водой со временем добавился поединок: и то сказать, «на Бога надейся, а сам не плошай». Например, в 501 году король бургундов Гундобад, несмотря на разгар войны со своим франкским коллегой Хлодвигом и одновременно с собственным братом, издал в городе Лионе эдикт, в частности, гласивший: «Чтобы подорвать эту преступную привычку (лжесвидетельствовать под присягой. — А. К.), мы в соответствии с настоящим законом постановляем, что всякий раз, когда возникает судебный спор у наших людей, и тот, кто обвиняется, отрицает, что у него нужно искать данную вещь или что он несёт ответственность за совершённое преступление, тогда <…> не следует отказывать им в праве на поединок».

Обычай получает широкое распространение в Европе, от христианских королевств Испании до Древней Руси, где получает закрепление «поле» — судебный поединок, обставленный целым рядом правил, вплоть до возможности выставить «заместителя».

Иногда поединки проходили благопристойно, как на рыцарском турнире, но нередко соперники выказывали невероятное ожесточение. Так, в 1456 году в английском Винчестере вор Томас Уайтхорн обвинил добропорядочного рыбака Джамиса Фишера в соучастии в краже — тот, естественно, отпирался. Оба принесли присягу в том, что говорят правду, и судья постановил провести поединок. Противники были вооружены палками и острыми железными рогами. В самом начале схватки оружие Фишера сломалось, и судья решил восстановить равенство шансов, изъяв его и у Уайтхорна. После этого в ход пошли зубы, и вор ухватил рыбака за причинное место, но тот изловчился и в свою очередь начал выдавливать врагу пальцами глаз. Уайтхорн сдался, признался в оговоре Фишера и ещё двадцати восьми человек и был повешен…

Изначально, в Раннем Средневековье, типы споров, которые могли решаться поединком, можно было пересчитать по пальцам. Однако со временем практика «вошла во вкус»: сами поединки, правда, были нечастыми, но оснований для них стало много. В деле, которое мы рассматриваем, вопросы чести тесно переплелись с финансовыми.

А было — так…

Широкая чёрная, узкая белая…

Жан де Карруж принадлежал к нормандскому рыцарству средней руки, как и его отец и дед. Столетняя война была в разгаре, поэтому ещё до официального совершеннолетия он начал принимать участие в походах против англичан вместе с отцом под знамёнами их общего сеньора, графа Робера Першского. В 1367-м англичане разорили деревню Карружей и разрушили родовой замок. Поправить дела молодому рыцарю помогла женитьба на Жанне де Тилли, за которой давали земли, приносившие неплохой доход. Крёстным отцом первенца стал сосед и близкий друг Жана рыцарь Жак Ле Гри — это важно. Ещё через несколько лет граф Першский умер бездетным, и титул унаследовал его старший брат, граф Пьер Алансонский (Пьер II Добрый), — это тоже важно.

Затем в жизни нашего героя началась чёрная полоса: карьера при графском дворе не задалась, Пьер Алансонский явно выделял Ле Гри — друзья стали соперниками. Затем умерли жена и сын — то ли чума, то ли ещё что… В отчаянии он с мини-отрядом из семи солдат вступает в войско адмирала Жана де Вьена, ученика великого Бертрана Дюгеклена, и отважно сражается, испытывая судьбу. Судьба, казалось, одумывается, начинается белая полоса…

Жан де Вьен. (Wikimedia Commons)

Но она оказалась узкой. Вернувшись в 1380-м после успешной кампании домой, Карруж женился на юной красавице Маргарите де Тибувиль. Если с его стороны в этом браке и был расчёт, то на рождение наследника отец невесты растратил значительную часть своих владений, да и репутацию имел сильно подмоченную, так как дважды предавал своего короля, выступая на стороне англичан. В своё время он продал поместье Ону-ле Фокон графу Пьеру, а тот подарил своему любимцу Ле Гри. Карруж решил оспорить старую сделку и начал судебный процесс, который тянулся несколько месяцев и закончился вмешательством короля (граф Алансонский приходился ему кузеном, угадайте, в чью пользу решил дело Карл VI?). Ещё одна попытка — оспорить в суде передачу графом должности коменданта замка Бэллем, которую занимал ушедший в мир иной Карруж-старший, в обход его сына другому вассалу, — также успеха не имела. Помимо прочего, не на шутку рассерженный граф Алансонский не дал согласия на покупку Карружем земли у соседа: он был сеньором обоих и в его полномочия входило одобрять или не одобрять переход земель. Помимо обиды на Алансона рыцарь — основательно или нет, мы уже не узнаем, — считал, что за всем этим стоит мерзкий интриган Ле Гри…

Впрочем, внешне они помирились, Маргарита была представлена соседу-сопернику, всё шло своим чередом. В поисках денег и славы Карруж принял участие в экспедиции адмирала де Вьена в Англию, где тот совместно с шотландцами пытался переломить ход Столетней войны, — хотя предприятие и закончилось неудачей, наш герой вернулся и с тем, и с другим. Вроде опять белая полоса…

В январе 1386 года, когда Карруж был в отлучке, а его матушка тоже отправилась по делам в соседний город, Маргариту, по её словам, посетил один из солдат Ле Гри. Поговорив для вида о чём-то несущественном, он объявил, что его командир находится за дверью и сгорает от любви. Далее было страстное признание самого претендента на сердце госпожи Карруж, предложение денег в обмен на благосклонность и — после решительного отказа — изнасилование. В таком виде эту историю узнал вернувшийся через несколько дней муж.

Спор вассалов должен был разбирать сеньор. Пьер Алансонский счёл, что Маргарита лжёт, что она сама мечтала о связи с его любимцем и была инициатором встречи. Предсказуемо настолько, что оскорблённые супруги даже не явились на заседание. Получив отказ в «первой инстанции», Карруж отправился к королю; надежды на то, что тот переменит решение своего двоюродного брата и разрешит поединок (ничего другого в ситуации «слово против слова» не оставалось), было немного, но имелся ещё один вариант.

«И сели судьи…»

Парламент во Франции 14-го века, как ни странно, был местом для дискуссий — точнее, для правосудия. Он вырос из Королевского совета и был в гораздо большей степени, нежели его английский тёзка, судом, чем законотворческим органом. Спор двух рыцарей привлёк его внимание, а король, чувствуя, что ситуация щекотливая, был рад «разделить ответственность». В результате спорящие стороны предстали во Дворце правосудия перед монархом и парламентом.

Ле Гри советовали добиваться церковного суда, в делах о защите чести это можно было делать, но тот настаивал на колоссальной компенсации за «честь, достоинство и деловую репутацию» — 40 тысяч ливров (около 300 кг золота), а это не вязалось с идеей христианского бескорыстия. Тогда был запущен классический уголовный процесс с допросом очевидцев (свидетелей-простолюдинов, в соответствии с процессуальными нормами того времени, расспрашивали под пыткой). Ле Гри заявил об алиби: якобы в тот день он был в 25 милях от замка Карружа и попросту не успел бы «обернуться»; но, как назло, обеспечивавший его свидетель прямо через несколько дней сам попался на изнасиловании, что несколько обесценило его показания… В итоге парламент (король к тому времени отбыл во Фландрию по военным делам) ввиду неустранимых противоречий в деле вынес решение устроить поединок.

Дворец правосудия в Париже. (Wikimedia Commons)

Хронист-современник описывает его так: «Когда противники, как надлежало, поклялись соблюдать условия поединка, их поставили друг перед другом и велели делать то, для чего они туда пришли. Они сели на коней и с самого начала повели себя очень решительно, ибо хорошо знали ратное дело. Там было великое множество французских сеньоров, приехавших, чтобы посмотреть на бой. Сначала противники сразились на копьях, но не причинили друг другу никакого вреда. После этого они спешились, дабы продолжить бой на мечах, и схватились очень отважно. И был сначала сир де Карруж ранен в бедро, из-за чего все его сторонники крайне встревожились. Но затем он повёл себя столь доблестно, что поверг своего противника наземь, вонзил ему в тело меч и убил его прямо средь поля».

Считается, что это был последний судебный поединок во Франции. Говорят, поверженный на землю Ле Гри продолжал клясться в своей невиновности. Спустя несколько месяцев после того, как его труп, согласно закону, был публично повешен, некий преступник, приговорённый к смерти, заявил, что это он в своё время изнасиловал госпожу Карруж. Зачем? Может, надеялся на отсрочку казни…

А может — душу облегчал.

Мифы о Гомере

О жизни Гомера мы знаем немногое. Известные нам девять жизнеописаний, составленные различными античными авторами, включая Плутарха, Геродота и Платона, противоречивы и во многом неправдоподобны. Предками Гомера называют мифологических героев — певцов Мусея и Орфея. В роли отца выступает то Аполлон, то речной бог Мелет, то Телемах (сын царя Одиссея и Пенелопы). Матерью Гомера считают или музу философии, науки и эпической поэзии Каллиопу, или Метиду (богиню мудрости). Впрочем, есть версия, которая приписывает материнство прядильщице шерсти.

Неизвестным остаётся место рождения поэта. Большинство исследователей уверены, что Гомер родился на территории Малой Азии — в Ионии, но точное место остаётся загадкой. «Семь городов, пререкаясь, зовутся отчизной Гомера: Смирна, Хиос, Колофон, Пилос, Аргос, Итака, Афины», — сказано в эпиграмме неизвестного древнегреческого автора. Когда родился автор поэм « Илиада» и « Одиссея», тоже не установлено, однако многие исследователи склоняются к мнению, что период жизни и творчества Гомера приходился на 8-й век до н. э.

Считается, что Гомер был аэдом — странствующим певцом и хранителем старинных поверий. Скитаясь по Элладе, он играл на четырёхструнной лире и пел людям о знаменитых героях и величественных богах, зарабатывая этим на жизнь. Гомер не учил грамоты, но имел хорошую память: он знал наизусть десятки тысяч стихотворных строк и владел набором традиционных поэтических приёмов, не употреблявшихся в разговорной речи. Состязаясь в Халкиде с автором произведений «Труды и дни» и «Теогония» Гесиодом, поэт давал ответы в стихах на сложнейшие загадки оппонента. Кроме того, считалось, что и в повседневной жизни Гомер использовал поэтический язык.

Гомер. (Wikimedia Commons)

Биографы Античности замечали, что Гомер — не имя собственное, а прозвище, означающее, в зависимости от диалекта, «провожатый», «заложник» или «слепец». Традиционно мы представляем себе поэта слепым старцем, однако анализируя образы героев главных поэм Гомера «Илиада» и «Одиссея», трудно представить, что слепец может заметить такое количество цветов. Поэт изображает русые кудри Ахилла и светлые волосы царя Менелая, «чёрные бобы» и «зелёные зёрна гороха». Это подтверждает, что в описании преобладают визуальные образы, а для слепых певцов (например, поэта Демодока из «Одиссеи») характерно изображение звуков, ощущений, запахов и чувств. И всё же, почему Гомер представляется нам в образе слепца?

Оказывается, Гомера изображали зрячим до 4-го века до н. э. Но, по свидетельству историка Плутарха, однажды Александр Македонский, под подушкой которого всегда хранился кинжал и список «Илиады», увидел сон. В нём поэт указал Александру на территорию для закладки великого города. «На море шумно-широком находится остров, лежащий против Египта; его именуют там жители Фарос». Именно на этом месте Македонский основал Александрию, где возвёл храм в честь Гомера. Но философы Александрии полагали, что обожествлённый поэт не мог иметь образ смертного человека с его «слепотой зрячести». Чтобы подчеркнуть избранность Гомера и его «зрячесть слепоты», поэт был изображён слепым.

Вильям-Адольф Бугеро. «Гомер и его проводник». (Wikimedia Commons)

Гомер — основоположник европейской литературы

Гомер создал две великие древнегреческие поэмы — «Илиаду» и «Одиссею». Современники полагали, что его вдохновила сама Каллиопа. Новаторство Гомера, определившее его как основоположника европейской культуры, заключается в введении принципа синекдохи (художественного тропа, в котором происходит перенос значения слова по принципу: часть вместо целого или наоборот). Разрабатывая сюжет произведения, поэт сосредотачивает своё внимание вокруг одного эпизода. Так, в «Илиаде» Гомер показывает только 51 день Троянской войны, длившейся 10 лет, а в «Одиссее» описывает лишь 40 дней из десятилетнего возвращения героя на родину. Концентрируясь на одном эпизоде, поэт достигает «оптимального» объёма, позволяющего подчеркнуть масштаб эпического действия в рамках среднего европейского романа. Можно сказать, что ограниченность ряда больших романов во времени (писательский приём, когда действие произведения укладывается в несколько дней или даже часов) предвосхитил именно Гомер.

Лоренс Альма-Тадема. «Чтение Гомера». (Художественный музей Филадельфии)

Другой заслугой легендарного автора является то, что его поэмы написаны гекзаметром (шестистопным дактилем). В Элладе гекзаметр считался языком богов, созданным в храме Аполлона в Дельфах. Данный размер всегда произносился нараспев и был рассчитан на то, что поэмы воспринимались на слух. Гекзаметр придавал ритмике торжественность, неторопливость и мелодичность, при этом допуская различные сочетания интонаций и ударений, заключавших в себе «божественную» красоту стиха.

Как бы ни отразилось творчество Гомера на последующем развитии литературы, личность самого поэта так и остаётся загадкой, ответ на которую мы, скорее всего, так и не сможем узнать.

Если женщина не хочет замуж, то устроить её брак весьма проблематично. Юста Грата Гонория, сестра римского императора Валентиниана III, упрямо не желала становиться женой сенатора Геркулана. В надежде самостоятельно устроить свою судьбу Гонория обратилась за помощью к Аттиле, обещав ему свои руку и сердце.

Сестра императора

Гонория, как и её старший брат Валентиниан, происходила из очень хорошей семьи. Папа — Констанций — влиятельный полководец, мама — Галла Плацидия — дочь Феодосия Великого, последнего правителя единой Римской империи. Судьба этой женщины чем-то напоминает кардиограмму: так часто взлёты и падения сменяли друг друга. Галла Плацидия провела несколько лет в плену у готов, будучи заложницей Алариха — вождя, которому в 410 году удалось захватить и разграбить Рим. В плену Галла времени даром не теряла и вышла замуж за Атаульфа, шурина Алариха, который после его смерти захватил власть. Правда, после своего триумфа Атаульф протянул недолго, его жена чудом выжила, голодала и лишь благодаря удачному стечению обстоятельств вернулась в Рим. Тут она вышла замуж повторно, на этот раз за Констанция.

Галла Плацидия. (Wikimedia Commons)

В 421-м Констанций победил в борьбе за власть и стал императором. Процарствовал он полгода, а умерев, оставил трон Западной империи сыну Валентиниану, которому не было ещё двух лет. За младенца править стала мать — властная и несгибаемая Галла.

Очевидно, эти качества унаследовала от матери и её дочь Гонория. Она росла при дворе, считалась одной из первых красавиц Рима и срывала комплименты историков, хронистов и поэтов. Один из таких поэтов (а заодно ещё и полководец), Флавий Меробауд, сравнивал её с Фетидой, намекая на то, что сын Гонории будет подобен Ахиллу. Тут-то как раз и была зарыта собака. Сестра императора отказывалась выходить замуж и быть инструментом политических игр своего семейства. Годы между тем брали своё: Гонории было под тридцать, в этом возрасте многие римские женщины уже становились бабушками.

Скандал

При этом Гонория не выбрала для себя роль старой девы. Нет, похоже, что у императорской сестры не было недостатка в любовных связях, но она не хотела брать на себя брачные обязательства. Одним из её фаворитов оказался некий чиновник по имени Евгений, от которого Гонория то ли забеременела, то ли даже родила (про судьбу их ребёнка ничего не известно). Это был неслыханный скандал и позор на всю императорскую фамилию. Валентиниан принял решительные меры: казнил Евгения, а сестру услал из Рима подальше.

Валентиниан III. (Wikimedia Commons)

Историки почти не сомневаются в том, что связь Гонории с Евгением действительно имела место. Но есть вопросы, касающиеся даты. Византийский хронист Марцеллин Комит относит скандал к 434 году. Современные специалисты, изучавшие и другие источники, называют другие даты. Доводы сторон не лишены логики, и получается, что события имели место в интервале между 434 и 449 годами. Между тем точная дата критически важна для прояснения ситуации. Если трагический для Евгения роман с Гонорией произошёл в 434-м, то вот оно объяснение того, почему сестра императора не выходила замуж. Если же дело было в 449-м, то становится понятно, почему Гонория обратилась за помощью к человеку, чьё имя наводило ужас на Западную империю, — к вождю гуннов Аттиле (Бич Божий).

Так или иначе, Евгения казнили, а Гонорию посадили под замок и стали принуждать к браку с сенатором Геркуланом. Жених, судя по всему, был стар и абсолютно лоялен к Валентиниану, то есть почитал за великую честь породниться с императором. Вот только Гонория была не в восторге.

Аттила

Гонория отправила к вождю гуннов своего доверенного евнуха. При нём были перстень императорской сестры и письмо. Содержание письма нам неизвестно, но античные историки в один голос уверяют, что это была просьба-посул. Гонория уговаривала Аттилу напасть на Рим и захватить его, а взамен обещала ему себя. Мол, приходи, мой прекрасный избавитель, убей моего брата-мерзавца, и я тебе всю жизнь верна буду.

Аттила. (Wikimedia Commons)

Тут мы неизбежно упрёмся в вопросы. Знал ли Аттила латынь? Получил ли письмо? Видел ли когда-нибудь Гонорию своими глазами? Ответов у нас нет. Однако в 451 году гунны вторглись в Галлию, что было равносильно объявлению войны Риму. Античные историки напрямую связывают поход Аттилы с письмом Гонории: польстившись на императорскую сестру, Бич Божий отправился бичевать Рим, желая взять в жёны женщину, которую никогда не видел. Не вышло… В битве на Каталаунских полях гуннов остановил Флавий Аэций.

Аттила потерпел поражение и ушёл, дальнейшая судьба Гонории неизвестна, однако пример её оказался заразителен.

Последствия

Флавий Аэций был убит по приказу Валентиниана вскоре после своей знаменитой победы на Каталаунских полях. Императора пугала растущая популярность полководца. Этим Валентиниан срубил сук, на котором сидел. После гибели Аэция он не прожил и года. Его самого зарезали по приказу сенатора Петрония Максима. Покончив с императором, Максим сам сел на трон и, желая закрепить свои права на власть в Риме, женился на вдове Валентиниана — Лицинии Евдоксии.

Разграбление Рима вандалами. (Wikimedia Commons)

Евдоксия как раз и последовала примеру Гонории. Только за помощью она обратилась не к гуннам, а к Гейзериху, королю вандалов. В 455 году вандалы, отвечая на призыв Евдоксии, нагрянули в Рим и устроили там такой погром, что имя племени на веки вечные стало нарицательным.

Дожила ли до этого разорения Гонория, которой в 455-м не было ещё сорока? Этого мы не знаем и, видимо, не узнаем никогда.

Знаменитый алхимик Николя Фламель родился в 1330-х годах в городке Понтуаз неподалёку от Парижа. Его родители умерли, когда парень был ещё совсем юн, но успели позаботиться о его образовании. Благодаря этому перебравшийся в Париж Фламель устроился работать писарем — за хорошие деньги составлял и копировал документы состоятельным горожанам. Дела у Николя шли неплохо, и уже вскоре у него было две собственных конторы со штатом писарей.

По легенде, в 1357 году, Фламель купил у бродячего торговца древний папирус, который назывался «Книга мудреца Авраама». Текст был написан на арамейском языке, и, чтобы перевести его, Фламелю пришлось отправиться в Испанию. Во Франции тогда было запрещено селиться евреям, и возможные переводчики жили лишь за Пиренеями. С большим трудом древний текст был-таки переложен на французский язык. Считается, что именно из этого манускрипта Николя узнал секрет изготовления философского камня.

В 1368 году Фламель женился на вдове по имени Пернель, которая была старше его на десять лет. Она принесла в семью немалое приданое, унаследованное от двух её покойных мужей, и Николя стал состоятельным человеком. Чета Фламелей активно жертвовала деньги на строительство и убранство церквей и больниц.

Николя Фламель. (Wikimedia Commons)

В 1402 году умерла Пернель, и Николя начал ещё щедрее тратить свои деньги на благотворительность. Однако, доход у него был весьма неплохой, и в 1407 году Фламель переехал в свежепостроенный каменный дом. Переписчику на тот момент было уже за семьдесят. По тем временам — более чем почтенный возраст, но при этом Николя выглядел вполне бодро. Это подлило масла в огонь слухов о том, что Фламель на самом деле занимается алхимией, может превращать металлы в золото и знает секрет эликсира вечной жизни.

В 1410 году Фламель заказал собственное надгробие и купил место для погребения в церкви Сен-Жак-ля-Бушери. Поскольку детей за долгую семейную жизнь у Николя и Пернель так и не появилось, всё своё состояние он завещал этой церкви. Через восемь лет, в 1418 году Фламель умер и был похоронен. Его смерть не уменьшила количество слухов. Парижане судачили, что старый алхимик подкупил священников и с их помощью инсценировал собственные похороны, как когда-то и кончину жены. На самом же деле чета Фламелей, прихватив философский камень, сбежала из Франции, скорее всего в Швейцарию. А ежегодные поминальные службы проводились в церкви лишь для отвода глаз.

Надгробная плита Фламеля. (Wikimedia Commons)

Шли годы, десятилетия, века, а Фламеля и его жену периодически встречали в разных местах Европы. Стоило россказням очередного свидетеля забыться, как что-то опять заставляло разжечь интерес к фигуре алхимика. В 1612 году в Лондоне вышел перевод его «Книги иероглифических фигур», и сразу же британский путешественник Пол Люка привёз из своих странствий необычайную историю. Дескать, в Османской империи, в Бруссе он повстречал человека, который утверждал, что хорошо знаком с Николя Фламелем и несколько месяцев назад гостил у него в Индии. Слухи о вечной жизни французского алхимика вспыхнули с новой силой.

Сто лет спустя чете Фламелей наскучила восточная экзотика и они решили вернуться в родные края. В разгар эпохи Просвещения находились люди, утверждавшие, что старый алхимик работает в своей лаборатории в парижских катакомбах. Иногда он выбирался наверх ради культурных мероприятий. Так, в 1761 году его с супругой видели в Опере. Более того — с ними, якобы, был и их сын, который, как рассказывали, родился в Индии.

Верили в это не все. В том же 1761 году французский учёный Этьен-Франсуа Вилен написал книгу «Критика истории Николя Фламеля и его жены Пернель». Согласно этому труду, большая часть мифов о парижском алхимике была придумана ради рекламы в 1600-х годах лондонским издателем «Книги иероглифических фигур», которую написал вовсе не Фламель, а сам предприимчивый британец.

Это разоблачение не помешало Фламелю считаться одним из самых известных алхимиков, а невероятным слухам о нём возникать вновь и вновь. Почти одновременно с выходом книги Вилена в Париже вдруг всплыло «завещание» Фламеля. Якобы оно было составлено перед поддельной смертью алхимика и отдано им племяннику. Документ был зашифрован особым алфавитом из 96 символов. С большим трудом этот текст удалось расшифровать. В нём подробно описывался способ получения философского камня. Процесс включал в себя долгие прогревы серы, ртути и серебра, поэтому попытка повторить его была, во-первых, очень опасна, а, во-вторых, очень дорога. В конце завещания Фламель заклинал племянника унести тайну с собой в могилу.

Дом Фламеля в Париже. (Wikimedia Commons)

С годами интерес к фигуре бессмертного алхимика только возрастал. В 1818 году в Париже был задержан странный человек, утверждавший, что он и есть Николя Фламель, и что за 300 тыс. франков он готов поделиться секретом философского камня. Что стало с ним в дальнейшем — неизвестно. В 1830-х в лавке парижского бакалейщика обнаружили надгробную плиту Фламеля, которую торговец использовал в качестве разделочной доски. Эпитафия и изображение Христа и святых Петра и Павла остались целыми. Плита была отправлена в парижский Музей Средневековья Клюни, где и выставляется до сих пор. Дом Фламеля на улице Монморанси, 51 также уцелел. Сегодня он является старейшим сохранившимся зданием Парижа.

Новый всплеск популярности история французского алхимика получила с выходом книги Джоан Роулинг «Гарри Поттер и Философский камень». Сам создатель магического камня в книге не фигурирует, но Альбус Дамблдор говорит о нём как о старом друге. Лично же Николя появляется во второй части фильма-приквела к истории о Гарри Поттере «Фантастические твари, и где они обитают» (2018). Согласно этому блокбастеру, Фламель в 1926 году всё ещё ведёт тихую жизнь в Париже и по-прежнему занимается алхимией. Кто знает, может быть он, действительно, всё ещё где-то проводит свои опыты?

Мраморы Элджина — жемчужина коллекции Британского музея. Под этим названием скрываются скульптуры и орнаменты, украшавшие Парфенон. В начале 19-го века британский посол в Османской империи лорд Элджин вывез эти произведения искусства в Лондон, чем вызвал грандиозный скандал, отголоски которого слышны и теперь. А Байрон на одной из колонн афинского Парфенона сделал надпись, вынесенную в заголовок.

Великие руины

Легендарный Парфенон изначально был не столько храмом, сколько банком. По замыслу Перикла, тут хранилась казна Делосского союза, потому что кто защитит деньги нескольких городов лучше Афин. Османы построили на Акрополе мечеть, но при этом на территории Парфенона, во-первых, иногда размещали гарем, во-вторых, хранили порох. Пороховым складом Парфенон был и в 1687 году, когда Афины были ненадолго захвачены венецианцами. Акрополь подвергся обстрелу, который вызвал крупнейший, но далеко не единственный взрыв в истории Парфенона.

Парфенон. (Wikimedia Commons)

Впрочем, местные жители нанесли Парфенону даже больший ущерб, чем пороховые взрывы. С конца 17-го и до начала 19-го века они растаскивали то, что осталось от храма. Произведения искусства, шедевры, многие из которых были созданы великим скульптором Фидием, становились строительным материалом для домов. Мрамор превращался в известь.

Именно в таком виде застал Акрополь Томас Брюс, 7-й граф Элджин, британский посол в Османской империи. Он прибыл в Константинополь в 1799 году, но дипломатией почти не занимался. Элджин увлёкся коллекционированием и изучением памятников Античности. После долгих переговоров он получил от султана Селима III разрешение на исследование Акрополя, точнее, того, что от него осталось. Искусством правитель Османской империи особенно не интересовался. В письменном разрешении, которое было выдано лорду, имелась и такая формулировка: «Забрать из страны любой камень с надписями и изображениями».

Коллекция

Экспедиция Элджина нашла Акрополь, и в частности Парфенон, в удручающем состоянии. Судя по всему, изначально Элджин не собирался вывозить что-либо из Афин. Даже несмотря на то, что в те времена у британской аристократии вошло в моду не просто коллекционировать произведения искусства, но и хранить. Но тут вмешалась политика. Европа стремительно погружалась в бурный период Наполеоновских войн. Османская империя заключила союз с Францией, стало ясно, что в скором времени дипломатические отношения Константинополя и Лондона прекратятся, а Элджину придётся вернуться в Британию. Тогда-то лорд и отдал приказ снимать статуи и плиты орнамента.

Что двигало Элджином — непонятно. То ли желание спасти произведения искусства, то ли мечта стать их хозяином. В любом случае его рабочие забрали только из Парфенона 12 статуй, 15 метоп и более пятидесяти плит с орнаментом. Это лишь малая часть коллекции, собранной в Греции. Несколько сотен ящиков вывозили из Греции на протяжении полутора лет. Один из кораблей затонул в Средиземном море, несколько были захвачены французами. В плену оказался и сам Элджин. Он провёл во французской тюрьме три года (1803–1806).

Скандал

Первая выставка мраморов Элджина состоялась в Лондоне в 1807 году. Сразу после презентации грянул скандал. Элджина обвиняли в двух взаимоисключающих, казалось бы, преступлениях. Во-первых, в грабеже Парфенона, во-вторых, в том, что под видом оригинальных произведений греческих скульпторов он представил общественности более поздние копии, сделанные во времена римского императора Адриана (117–138). Выходило, что лорд — расхититель древностей, который к тому же дурит народ. Самым яростным критиком выступил Джордж Байрон, который громил Элджина в стихах. Байрон открыто сравнивал лорда с Геростратом и королём вестготов Аларихом, разорившим Рим в 410 году.

Аларих. (Wikimedia Commons)

Элджин истратил огромные средства на защиту и в конце концов доказал, что никого не грабил и не обманывал. Подлинность скульптур подтвердили знатоки искусства, а доброе имя дипломата защитил парламент. Но чтобы расплатиться с долгами, Элджин продал коллекцию себе в убыток. Британский музей приобрёл её за 39 тысяч фунтов — гроши за подобное собрание античных шедевров.

Элджин умер в 1841 году, его потомки рассчитались с долгами лишь к началу 20-го века.

Греция vs Великобритания

В 1832 году Греция обрела независимость. С тех пор она требует возврата мраморов Элджина на родину. Редкий визит греческих лидеров в Великобританию обходится без обсуждения этого вопроса. Лондон твёрдо придерживается своей позиции: «Элджин получил свою коллекцию на законных основаниях, с согласия властей Османской империи».

Мраморы Элджина в Британском музее. (Wikimedia Commons)

Действующий премьер Греции Кириакос Мицотакис попросил Великобританию подарить Греции часть коллекции по случаю 200-летия начала войны за независимость (1821 год). Борис Джонсон отказал вежливо, но жёстко. А осенью 2021 года он вновь подтвердил, что мраморы Элджина не покинут Британию. Мицотакиса в Греции обвинили в предательстве национальных интересов. Оппозиция считает, что своей просьбой премьер признал Лондон законным владельцем античных шедевров.

Этот крест вначале назывался «патриаршим». Согласно преданию, в начале 4-го века святая Елена, мать Константина, первого римского императора-христианина, отправилась в Иерусалим, где обнаружила главные реликвии Господних Страстей: гроб, крест, четыре гвоздя и табличку INRI («Иисус Назарянин Царь Иудейский»). И вот в честь их обретения восточные патриархи стали использовать шестиконечный крест, верхняя перекладина которого представляет собой знаменитое титло.

Затем крест стал «анжуйским». О том, как это получилось, существуют две версии.

Вот первая. Крестовые походы 11–13 веков сопровождались невиданной охотой за реликвиями. Крестоносцы — и государи, и простые рыцари — захватывали, покупали, выменивали священные предметы, связанные со Страстями Христа. Так, француз Жан д’Аллюи купил у критского епископа фрагменты Святого Истинного Креста и подарил их в 1244 году цистерцианскому аббатству Буассьер в своём родном Анжу. Анжуйские графы и герцоги особо почитали эту реликвию, и крест двумя перекладинами появился на их хоругви.

Согласно второй версии, патриарший крест, который был распространён в Центральной Европе (посмотрите на государственные символы Словакии и Литвы), стал, в частности, эмблемой первых венгерских монархов. А анжуйцы, породнившись с венгерской королевской семьёй, взяли себе в герб шестиконечный крест.

Герб Венгрии. (Wikimedia Commons)

Анжуйская династия через всевозможные брачно-наследственные хитросплетения завладела или претендовала на владение многими землями по всей Европе. В бурном 15-м веке Рене I, граф Гиз, становится наследником герцогства Лотарингии, а анжуйский крест — «лотарингским». Тогда же он начинает обретать смысл как символ сопротивления. Во второй половине столетия герцогство оказывается между бургундским молотом и французской наковальней. В 1477 году Рене II во главе лотарингско-швейцарского войска побеждает при Нанси герцога Бургундского Карла Смелого. На знамени у него шестиконечный крест, тогда как у противника — Т-образный крест святого Антония. Через сто лет, во время Религиозных войн, лотарингские Гизы делают свой крест эмблемой борьбы с протестантизмом.

В 1871 году, после Франко-прусской войны, Лотарингия и соседний Эльзас переходят к Германии. Не имея возможности активно сопротивляться захвату, жители пытаются провести через рейхстаг проект земельного флага с лотарингским крестом. Имперский парламент не утверждает его, но лотарингцы и эльзасцы всё равно им пользуются.

В 1918 году территории возвращаются Франции, и на двадцать с лишним лет древний крест становится мирным и незаметным. Его можно было увидеть разве что на эмблеме автомобильной фирмы «Лоррен-Дитрих». Вы ведь помните, что такую медную бляшку прикрепил к своей колымаге Адам Козлевич, и не исключено, что именно лотарингский крест привлёк внимание коварных ксёндзов к «Антилопе-Гну». Однако ближе к нашему рассказу знак 507-го бронетанкового полка, отмеченный тем же крестом. В 1937—1939 годах частью командовал полковник де Голль.

Открытка, пропагандирующая возвращение Лотарингии Франции [до 1914]. (Wikimedia Commons)

Когда 18 июня 1940 года Шарль де Голль призвал Францию не сдаваться, у Сопротивления не было ещё своего символа. Что выбрать? Республиканский герб — ликторский пучок и двойной топор «франциск» неприменимы: они разобраны Петеном и Муссолини. А Жанну д’Арк нацисты и вишисты пропагандируют как образ борьбы с Англией!

1 июля два ближайших сотрудника де Голля — капитан 3-го ранга (одновременно священник-кармелит) Тьерри д’Аржанлье и вице-адмирал Эмиль Мюзелье — предлагают генералу лотарингский крест. Аргументов много. Есть личные: тот самый 507-й полк, например. Исторические: сопротивление отторженных германцами территорий. И наконец, главный, идейный: стройный, свободный христианский символ в противовес паучьей варварской свастике.

Лотарингский крест и флаг «Свободной Франции» в Нормандии. (Wikimedia Commons)

На следующий день Эмиль Мюзелье, назначенный командующим военно-морскими и военно-воздушными силами «Свободной Франции», приказывает всем кораблям поднимать гюйс с лотарингским крестом, а самолётам рисовать такой же знак на хвосте, крыльях и фюзеляже. Новый символ появляется везде, где есть Сопротивление, и принимается всеми его участниками, даже коммунистами, которые до 22 июня 1941 года пребывали в глубокой задумчивости. Правда, рядом с крестом они ставят серп и молот.

После освобождения и провозглашения Четвёртой республики Франция возвращается к своим республиканским символам. В 1958 году де Голль опять приходит к власти, и ему предлагают вновь поместить на гербе и флаге лотарингский крест. Генерал отказывается, оставляя этот знак Истории.

Огромный лотарингский крест, возведённый в Коломбе, — это, пожалуй, главный образ глубинной, отважной и вечно свободной Франции, как Эйфелева башня — Франции туристической и сувенирной.

С. БУНТМАН: Добрый вечер! Мы с вами разбираем очередное дело, возвращаемся в любезную вам Англию, насколько я понимаю? Вот, всё как вы любите.

А. КУЗНЕЦОВ: Мы действительно переносимся в любимую нами викторианскую Англию — сегодня не будет карты, потому что и без карты легко представить, место действия — это южный Лондон. Сейчас это собственно уже район Лондона, тогда это, скорее всего, всё ещё считалось пригородом — это знаешь где, Серёж? Это такой вот юг, юго-запад, в общем, недалеко от Уимблдона. Если Уимблдон — это прямо юго-запад, это ближе к югу, это район, который называется, по-русски пишут — Бэлхэм или Балхэм, Balham он произносится по-английски.

С. БУНТМАН: Balham, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Но не будем выпендриваться, уж будем говорить Балхэм или Бэлхэм, так сказать, согласно нашим правилам транскрипции. Дайте нам, Андрей, пожалуйста, первую картинку, и вы увидите замечательный совершенно дом.

С. БУНТМАН: Дом!

А. КУЗНЕЦОВ: Дом не викторианский, он построен несколько раньше, в 1812 году, то есть он георгианский, этот дом.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Называется он Balham Priory, Болемское, Болхемское аббатство, приоратство. Но это просто красивое название, никогда он не был, не выполнял никаких религиозных функций — он изначально был построен как вилла, как такой вот, достаточно, так сказать, шикарный дом для проживания богатых людей, и вот, собственно говоря, этот дом арендует — не покупает, а арендует молодая женщина, которая через некоторое время выходит замуж.

Вторая у нас фотография, Андрей, покажите, пожалуйста: к сожалению, она очень низкого качества, но зато на ней пять человек, из них трое имеют первостепенное значение для этого дела и четвёртая — женщина, возможно, имеет какое-то значение. В центре единственный мужчина — это счастливый молодой супруг, крайняя справа сидит его счастливая молодая супруга, крайняя слева сидит почтенная леди сорока восьми лет, компаньонка счастливой молодой супруги, и стоят две горничные: горничная справа, Мэри Энн, может нам понадобиться, горничная слева, насколько я понимаю…

С. БУНТМАН: Это которая повыше такая, да?

А. КУЗНЕЦОВ: Которая повыше и помоложе.

С. БУНТМАН: Мэри Энн.

А. КУЗНЕЦОВ: Повыше и помоложе тут, Мэри Энн, ей двадцать три года, вот. Молодым счастливым супругам в момент, о котором мы сегодня будем говорить, весна семьдесят шестого года — им по тридцать лет. Вот, давайте расскажем историю: Андрей нам покажет фотографию джентльмена, а мы, так сказать, про него скажем несколько слов. Итак, ему тридцать лет в семьдесят шестом году, сразу забегая вперёд скажу — тридцатилетним он и останется.

С. БУНТМАН: Что ж так!

А. КУЗНЕЦОВ: Да, его зовут Чарльз Браво, Браво — это фамилия, не прозвище, так звали его отчима. При рождении он Чарльз Тёрнер — но его отец умер, когда он был совсем ещё ребёнком, мама повторно вышла замуж за богатого человека, за предпринимателя, который занимался торговлей в Лондоне, торговлей колониальными товарами. Поэтому мальчик получил очень хорошее образование, вот не просто хорошее, а очень, супер, элитарное образование: он закончил закрытую, очень дорогую, очень привилегированную King’s College School, это как раз-таки Уимблдон, а затем обучался не где-нибудь, а в Trinity College в Оксфорде.

Изучал он юриспруденцию, и в совсем молодом возрасте, буквально сразу после окончания университета он стал барристером, то есть был, так сказать, стал адвокатом королевской скамьи. Люди победнее к этому званию идут достаточно долго и далеко не сразу приходят. Ну, а тут связи отца, видимо, позволили ему вступить в одну из адвокатских коллегий, которые образуют вот эту вот Bar Association, и он полноправный адвокат, который имеет право выступать в том числе и в самых высших британских судах. Он не был женат, так сказать, брак у него будет единственный, у него была связь с некой женщиной, про неё ничего, в общем, особенно не известно. От этой связи родилась девочка, он эту девочку поддерживал финансово и, пока не женился, он, в общем, в той семье, видимо, время от времени бывал, о другом его участии ничего не известно.

Отец, точнее, отчим — властный, такой типичный бизнесмен, викторианский бизнесмен, сыном постоянно пытался руководить, ну, не в области юриспруденции, а в области, там, каких-то финансовых его операций: тот, видимо, поигрывал на бирже, и так далее. Значит, очень властная мать, которой до всего было дело и которую, так сказать, совершенно не интересовало, что сыну уже тридцать лет, она продолжала быть его главным наставником в жизни. И вот он встречает, встречает не случайно, это было то, что называется arranged meeting, то есть это было подготовленное такое событие — он встречает молодую вдову. Андрей, дайте нам, пожалуйста, следующую фотографию — цветущая молодая женщина, по мнению…

С. БУНТМАН: Ну вот, а там пишут — не очень молода. Вот, вот!

А. КУЗНЕЦОВ: Ну, там действительно очень плохого качества фотография, вот эта…

С. БУНТМАН: А, фотография, да!

А. КУЗНЕЦОВ: Вот эта фотография её свадебная, свадьба за пять месяцев до вот тех печальных событий, о которых сегодня идёт речь, так что сами можете судить, но большинство, так сказать, комментаторов соглашались с тем, что она весьма хороша собой. Она из очень богатой семьи. Значит, её отец прибыл, вообще-то, из Австралии — её дед в своё время уехал в Австралию, сделал там, сколотил большое состояние на торговле шерстью, её отец родился в Австралии, увеличил семейное состояние очень значительно на спекуляции земельными участками и скупкой и продажей и перепродажей золота во время австралийской золотой лихорадки, а потом решил — уже обладая большой семьёй, у него что-то человек восемь детей было, она самая старшая, значит, её зовут Флоренс, при девичестве Флоренс Кэмпбелл, то есть среди её предков те самые знаменитые шотландские Кэмпбеллы.

С. БУНТМАН: Нехорошие люди, мда.

А. КУЗНЕЦОВ: Но мы с Сергеем — Сергей Александрович про них знает много, но даже те, кто про них ничего не знают, встречали эту фамилию: «Трое в лодке, не считая собаки», помните, когда Джордж учился…

С. БУНТМАН: «Кэмпбеллы идут», да. Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Играть на волынке «То Кэмпбеллы идут, ура, ура!»

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Вот совершенно верно, эти самые знаменитые шотландские Кэмпбеллы, вот они предки. Значит, он решил заняться политикой, и он приехал в Англию для того чтобы баллотироваться в парламент, заняться благотворительностью, ну, то есть деньги он сделал, теперь надо сделать джентльменство, то, что называется. Она тоже получила хорошее образование, и совсем молоденькой девушкой — девятнадцать лет ей было — она познакомилась в Канаде, они там путешествовали, так сказать, с целью продолжения образования, вот, и она в Канаде познакомилась с молодым человеком, лейтенантом, лейтенантом гвардейских гренадер, его фамилия Рикардо. Да, Серёжа, мы-то знаем Давида, или Дэвида Рикардо, да?

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Потому что в классической работе Владимира Ильича Ленина «Три источника и три составные части марксизма», которую мы конспектировали в школе, в институте и, и в других местах, прямо сказано, что одним из источников марксизма является классическая политическая экономия, отцами которой являются, значит, Адам Смит…

С. БУНТМАН: Адам Смит!

А. КУЗНЕЦОВ: И Дэвид Рикардо.

С. БУНТМАН: Рикардо, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Так вот, Дэвид Рикардо — его родной дедушка.

С. БУНТМАН: О боже!

А. КУЗНЕЦОВ: Этого самого лейтенанта, да.

С. БУНТМАН: Ой.

А. КУЗНЕЦОВ: А это такая богатая крестившаяся еврейская семья: отец крупный банкир, и в данном случае это вот — ну, там, видимо, были и чувства поначалу, они оба молодые люди, и, видимо, так сказать, поначалу у них действительно была любовь, да плюс ещё деньги к деньгам, титул, что называется, к титулу — ну, в общем, такая респектабельная женитьба из тех женитьб, из тех браков, которые пополняют раздел светской хроники. А дальше начинается молодая жизнь, и выясняется, что — ну, вот не получается она у них, эта молодая жизнь.

Она, Флоренс, настояла на том, чтобы муж ушёл в отставку. Он ушёл: он сопротивлялся, но потом ушёл-таки в отставку капитаном. В это время Великобритания постоянно воюет — в колониях, да, идут вот эти вот афганские войны, на Дальнем Востоке опиумные войны. Одним словом, она не хочет быть женой действующего офицера. Она не хочет сразу стать вдовой, она его уговаривает службу оставить. Он оставляет службу, а дальше происходит то, что происходит иногда со спортсменами, иногда с рано ушедшими в отставку военными, да и вообще с любыми людьми может произойти — не имея ничего особенно за душой в смысле каких-то увлечений и всего прочего и лишившись, ну, каких-то привычных занятий (там, караула, так сказать, попоек с другими гвардейскими офицерами, каких-то там балов, светских мероприятий и всего прочего), он занялся двумя делами, к которым, видимо, питал естественную склонность: он начал таскаться за женщинами… Постоянно попадался, его стыдили, его бранили, он, так сказать, давал честное слово, но возобновлял при первой же возможности.

Ну, а самое главное — он начал регулярно заглядывать на дно, значит, стакана и, в общем, довольно быстро превратился в алкоголика, распускающего руки, устраивающего сцены: она от него съехала. Она пыталась добиться согласия её родителей, чтобы они согласились на её развод. Родители сказали: нет, ни в коем случае, так сказать, делай что хочешь, но этот брак надо сохранить. Они опять съехались, потом опять разругались: она уезжает, говорит, что всё, наши адвокаты встретятся в суде, я готовлю бумаги на развод. Он тоже уезжает — уезжает в Германию. И ещё не начались бракоразводные процедуры, он не переписывает завещание, да: пока всё как было, вот, при заключении брака, всё завещано ей, всё его личное состояние. И приходит из Германии телеграмма: обнаружен в гостиничном номере мёртвый, ночь провёл с женщиной. Одним словом, она становится молодой вдовой, унаследовав от мужа 40 000 фунтов капитала.

С. БУНТМАН: Ого!

А. КУЗНЕЦОВ: Это огромные деньги. Чтобы вы себе представляли: когда она выходила замуж, отец выделил ей очень щедрое содержание, чтобы она ни в чём себе не отказывала. Это очень щедрое содержание — тысяча фунтов в год. А тут она сразу получает капитал в сорок тысяч фунтов. То есть она ещё как минимум тысячу, а на самом деле скорее всего больше, будет иметь ежегодно с этого капитала банковских процентов. Она в совершенно расстроенных чувствах, нервах и так далее — ну, можно понять в данном случае, я без иронии говорю. И она отправляется подлечить эти самые нервы — отправляется на очень модный в то время бальнеологический курорт, где лечат водами: минеральными водами, всякими водными процедурами.

И вот — дайте нам, Андрей, пожалуйста, следующую картинку, — она встречает доктора Джеймса Галли. Доктор Джеймс Галли — в это время ему уже за шестьдесят, он значительно её старше. Он очень известный, особенно вот в кругах, что называется, creme de creme, высшего света, он очень известный — ну, сейчас мы бы сказали психолог, клинический психолог, тогда ещё нет такой специальности. Он лечит водами, лечит всякие нервные заболевания, сопутствующие расстройства и так далее, и так далее. Ну, начинается с того, что у неё возникает к нему интерес как к врачу, у него возникает к ней интерес как к пациентке: почти такой же классический случай, как у актрисы с режиссёром. А дальше она порывает с мужем, а дальше муж умирает.

Где-то в этот момент — трудно сказать точно, до того, как муж физически умер или уже после того, как муж физически умер, — но между ними начинается связь. И, несмотря на огромную разницу в возрасте — а он старше её больше чем в два раза, — но, похоже, это была действительно любовная связь. Потому что, ну вот… Он бросает практику, причём практику, приносившую ему хорошие деньги; переезжает, чтобы быть поближе к ней, снимает дом в пяти минутах неторопливой ходьбы вот от того самого места, которое… дома, который сняла она и где она поселилась. Значит, они проводят вместе много времени.

Как-то летом, в 1872-м, если не ошибаюсь, году, её юрист — который знал её ещё девочкой, зная, что у неё такие всякие переживания, богатый человек, — он пригласил… Они с женой пригласили её провести у них лето — отдохнуть в поместье. Ну, так сказать, он тоже приехал, поселился где-то по соседству. Почтенный юрист с женой ушли гулять, а тут, как это в Англии 19-го века часто бывало, засобиралась гроза, а они зонтик не взяли… В общем, короче, они неожиданно быстро вернулись, а в гостиной они обнаружили её и прямо вот доктора, и то, что у юристов на латыни называется in flagranti, то есть в — ну, на месте преступления.

С. БУНТМАН: Flagrante delicto, да

А. КУЗНЕЦОВ: Да. Да-да, на месте преступления. Ну, я хочу сказать, что это сегодня не преступление, а в те времена, в общем, супружеская неверность… Она-то вдова, а вот он женат. Правда, у него есть сильно смягчающее обстоятельство — вот действительно сильно: его жена уже несколько лет, последних лет, находится постоянно в клинике для душевнобольных. Она уже очень пожилая женщина — ему за шестьдесят, а она на семнадцать лет его старше.

С. БУНТМАН: О боже. Да-а-а…

А. КУЗНЕЦОВ: В общем-то он, видимо, действительно, будучи медиком и просто будучи человеком, он исходит из того, что фактически этого брака уже нет. Ну, понятно, разводиться не начнёшь в такой ситуации, поэтому остаётся только ждать, пока господь скажет, так сказать, своё решение по этому вопросу. Но у них роман, и роман страстный. Они ездят по всяким курортам, уезжают в Европу на континент. Я напомню, что для англичан Англия — это не Европа и Британия — это не Европа, так было задолго до брекзита, да? Это — есть остров, а есть континент: вот они уезжают на континент. В Германию всё в ту же — на какой-то из бальнеологических тоже курортов — Бад Гросс этот самый какой-нибудь.

И там обнаруживается, что она беременна. И тогда он сам делает её аборт, который, видимо, прошёл не очень хорошо, потому что она довольно долгое время — ну, как она сама потом утверждала, — находилась между жизнью и смертью. А поскольку, едучи в Европу — она всё-таки молодая вдова, она же не с ним едет в Европу, она сама едет в Европу — ей понадобилась компаньонка, и она эту компаньонку — покажите нам, Андрей, пожалуйста, следующую фотографию — она эту самую компаньонку, как я уже говорил, почтенную женщину: ну, на тот момент, вот когда они познакомились, ей около сорока пяти лет. Она вдова, прожила несколько лет — довольно долгое время, там, около десяти лет она прожила с мужем на Ямайке. На Ямайке у неё осталась сестра, вдовая и бездетная и достаточно богатая женщина. Муж умер, и она с тремя детьми — у неё было трое сыновей, вот она вернулась в Англию. И, поскольку она как-то неудачно… У неё были какие-то свои деньги, но она как-то неудачно их попыталась вложить, в общем, она эти деньги потеряла, да ещё в долги попала. В общем, обычная история — она поступает в компаньонки, вот, к богатой молодой женщине. И вот в период, когда та очень плохо себя чувствует после этой самой операции, день и ночь с ней сидит, ухаживает за ней, там, лучше родной матери.

В общем, потом — потом Флоренс будет утверждать, в том числе и на коронерском расследовании, что она спасла — вот эта женщина, Джейн Кокс, — спасла ей жизнь, вот так. Они становятся подругами, они называют друг друга уменьшительными именами, они живут вместе вот в этом самом доме. И по сути Джейн Кокс является — ну, не хозяйкой, конечно, но домоправительницей, поскольку она постарше, она поопытнее, помудрее. Сыновья её где-то там под каким-то присмотром, видимо, в школах находятся, они с ними не живут. И вот эта самая Джейн Кокс то ли по просьбе Флоренс, то ли по собственной инициативе устраивает ей знакомство вот с этим самым Браво, потому что его отец когда-то имел деловые какие-то контакты с покойным мужем миссис Кокс.

Она знала — молодой, амбициозный, перспективный юрист из состоятельной семьи, они ровесники с Флоренс, тут бы, как говорится, и сесть мирком да поговорить ладком. Она устраивает им встречу — дайте, пожалуйста, Андрей, такую панораму курортного приморского города, значит, это Брайтон, Брайтон именно того времени, вот о котором идёт речь — вот там, в Брайтоне, на морском курорте была подготовлена их встреча, потом, когда они вернулись по домам, встречи между ними продолжились, довольно недолго — буквально, там, несколько месяцев длилось ухаживание, после чего — он юрист, человек практический, он переводит разговор в практическую плоскость и говорит: я бы хотел на вас жениться. Она недолгое время, несколько дней думает, а потом говорит: ну, в общем, даёт понять, что она приветствует это предложение, но, как порядочный человек, она его должна предупредить — она должна предупредить его, что вот у неё был роман с доктором, что, значит, вот, был ребёнок, что… Она, правда, не сказала про аборт, но она сказала, что ребёнок умер ещё в утробе, да?

Вот, к этому времени, надо сказать, её отношения с доктором — они продолжались как дружеские, но перешли в разряд платонических, это было её решение: вот, так сказать, больше они вот после этого трагического инцидента в Германии, больше у них, судя по всему, физической связи не было. Он некоторое время ходит, размышляет, потом говорит — ну что же, так сказать, ваше признание делает вам честь, я тогда, как порядочный человек, тоже должен признаться: у меня вот есть внебрачная дочь, вот я о ней финансово забочусь, вот я бывал в той семье, но я обязуюсь прекратить общение, так сказать, вот, вступив в брак, и хотел бы, чтобы вы с доктором тоже прекратили общение. Ну, да, да, да, конечно, конечно. Всё, обо всём договорились.

И дальше всё, наверное, до брака — до, до свадьбы — докатилось бы без сучка, без задоринки. Потому что до семидесятого года женщина, выходя замуж, всё её движимое и недвижимое имущество переходило в распоряжение, в собственность её мужа — за одним исключением: за исключением приданого. Вот то, что выделено её родителями в качестве приданого к данному конкретному браку — вот оно может пользоваться особым режимом, потому что функция приданого обеспечить не только будущую семью, но и определённые позиции молодой жены, а вот всё, что она приносит, даже то, что было нажито в прежнем браке — вот эти сорок тысяч капитала, вот это всё — до семидесятого года вопросов нет, он этим может распоряжаться, он это может завещать, он…

Ибо сказано: жена да последует за мужем своим, муж и жена плоть едина, то есть женщина замужняя практически недееспособна — ну или ограниченно дееспособна: понятно, что мелкие сделки она может совершать самостоятельно, а вот всерьёз распоряжаться имуществом — нет. Но в семидесятом году парламент после долгой борьбы партии вигов, то есть партии либералов и начинающегося потихонечку женского движения в Англии — британский парламент принимает закон, который называется «Закон об имуществе замужней женщины». Сергей Александрович, вам слово, вы должны, наверно, что-то прорекламировать.

Реклама

А. КУЗНЕЦОВ: Одним словом, по этому закону вот это теперь всё не так однозначно, и у женщины, особенно у вдовы, потому что вдова после смерти первого мужа становится полноправной собственницей всего, что она унаследовала, и вот она может теперь настаивать на заключении брачного контракта, который будет охранять её интересы. По-прежнему — я не буду вдаваться в детали — по-прежнему перекос в правах в пользу мужчины, но по сравнению с предыдущей ситуацией небо и земля.

С. БУНТМАН: Ну конечно! Подвинуть со ста процентов вообще, конечно тут. И полного права.

А. КУЗНЕЦОВ: И когда она ему говорит об этом — они ещё только помолвлены — это вызывает у него совершенный приступ бешенства: ты хочешь, чтобы я не был хозяином, там, в своём доме, вот… В общем, она сдаёт, что называется, более того — в растерянности от вот такой вот реакции она идёт советоваться с доктором; а доктор по-прежнему живёт в пяти минутах ходьбы, он никуда не уехал. И доктор говорит — я вам советую: пойдите на его условия, но только вот единственное что оговорите — что собственником, там, вашего имущества становится он, но право оперативным распоряжением у вас, чтобы вам не нужно было, там, каждый раз получать его санкцию на трату в несколько фунтов. Так и сделают.

Поженились. Поехали в свадебное путешествие в тот же самый Брайтон — второй раз картинку уже не будем показывать, а затем вернулись в этот самый Balham Priory, в дом, который она арендует, который она снимает, и начали жить. И начали жить сразу не очень хорошо. Он практически сразу начал выкатывать требования, которые имели двойную цель.

Он, видимо, в отца — говорят, что тот был невероятно прижимистым, ну, не в отца — в отчима, тот был невероятно прижимистым человеком, значит, он всё время требует: давай сократим расходы, давай сократим расходы. А что значит — сократим расходы? У неё был очень большой штат прислуги, больше десяти человек, только лошадьми — у неё было две лошади, выезд, только лошадьми занимались три человека: был отдельно конюх, был отдельно возница и был отдельно мальчик, который помогал конюху. Два человека на кухне, три горничные, компаньонка.

Он с собой приведёт дворецкого — был дворецкий, правда, не старый, как принято в порядочных детективных романах: молодой человек, ему, там, слегка за тридцать, но тем не менее дворецкий был. И вот наша сегодняшняя передача называется «…Или не дворецкий», потому что дворецкий, похоже, не при делах, в нарушение всех, так сказать, канонических правил.

С. БУНТМАН: Канонов, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Канонов. Значит, он требует — уволить возницу, да? Пусть конюх совмещает эти две обязанности, и тем самым наживает себе первого врага, потому что возница — Андрей, покажите нам, пожалуйста, там должен быть совсем плохого качества портрет молодого мужчины, фотография крупная, но, но плохая — да, вот, совершенно верно, вот он. Значит, его фамилия Гриффит, его уволили за две недели до свадьбы — значит, Браво его обвинил в том, что он бездельник, что он пьёт: действительно, за несколько дней до этого, когда он был в Лондоне, его экипаж, значит, столкнулся с какой-то, значит, перевозившей какие-то продукты, там, значит, другим экипажем, телегой какой-то, тамошние гаишники признали его виновным, то есть вот оно, вроде как, и доказательство.

Гриффит чрезвычайно по этому поводу негодовал, и в день свадьбы — потом найдутся свидетели, он на свадьбе, естественно, не был, нечего ему там делать — но он сидел в каком-то пабе в Лондоне, а вокруг обсуждали эту свадьбу, потому что было громкое такое вот мероприятие, и он разразился страшной бранью по адресу своего бывшего хозяина, говорил: вот она-то, бедняжка, вот он её, значит, уконтрапупит, совсем он её заест-изведёт, ну ничего, он и пяти месяцев не проживёт со дня свадьбы.

С. БУНТМАН: Так-так-так!

А. КУЗНЕЦОВ: И так оно и будет, буквально за несколько…

С. БУНТМАН: А ребята не спросили, собутыльники не спросили — а чего это?

А. КУЗНЕЦОВ: Не, а ребята — ну чего, ребята слушают и слушают, ну понятна его ситуация.

С. БУНТМАН: А, не проживёт, ну ладно.

А. КУЗНЕЦОВ: Его уволили. Ну, конечно, он… Уволил этот чувак. Да пока вот, так сказать, Гриффит возил хозяйку, пока она была не замужем, всё вроде как было хорошо, да? А теперь появился этот, начал свои порядки наводить. Уволили одну из горничных, значит, молодой муж требовал одну из двух лошадей продать. Ну, а ещё из нехорошего то, что, помимо того что он постоянно напоминал и ставил ребром вопрос, кто хозяин в доме: я или тараканы — он, судя по всему, был человеком очень грубым, не только в повседневном общении, но и в интимной жизни. По крайней мере потом, на коронерском расследовании, прислуга будет говорить: вот, мы видели её заплаканной, вот, мы слышали крики, вот, похоже, он её принуждал. Ну по меньшей мере вот что не подлежит сомнению, у неё… Она довольно скоро обнаружит, что она беременна, а затем случится выкидыш.

И вот буквально она не успеет ещё прийти в себя и оправиться от этого несчастья, а он уже предъявляет свои супружеские права, и в результате, ну, через два месяца у неё следующий. Молодая, цветущая женщина превращается — ну, пока не в развалину, но начинает двигаться в этом направлении. Её мучают мигрени, её мучают боли в суставах, её мучает головокружение, и она начинает всё чаще и чаще прикладываться к рюмке. Дело доходит до того, что иной раз за вечер она выпивает бутылку вина. Не принято в Англии того времени для молодой женщины. Вот ежели ты вдова полковника и живёшь одна с компаньонкой и в свет в этом состоянии не выходишь — глуши джин бутылками. А вот для молодой, бывающей в обществе дамы это как-то, в общем, не очень хорошо.

С. БУНТМАН: Как миссис Кокс такого разыскала? Типа такого?

А. КУЗНЕЦОВ: Я думаю, что она себе этот вопрос не раз задавала, тем более что ей он отплатил ну вот полным добром. Он всё чаще и чаще заводит разговор, что и компаньонка вам, милая, не нужна. Это она была нужна, когда вы были вдова, а теперь вы — почтенная замужняя женщина, на кой чёрт мы ещё и эту мадам содержим, там, платя ей что-то порядка 80 фунтов в год, что очень приличное жалование для компаньонки, которая в остальном на всём готовом. Прекрасные деньги. Ну, одним словом, в общем, в доме всё смешалось, в этом самом доме. Всё в этом доме нездорово, и в один непрекрасный вечер, точнее уже, по сути, ночь наступала, 18 апреля 1876 года, буквально нескольких дней не хватает до пятимесячной годовщины их свадьбы, до предсказания конюха. Уже разошлись спать — они спали в разных спальнях: вообще-то в одной, но вот поскольку она приходила в себя после второго выкидыша, они спали в разных спальнях. Он… В спальне расположена общая стена, да, на одном, значит, втором этаже, как принято, по соседству. Он ушёл к себе, она уже тоже задремала, миссис Кокс ушла к себе, прислуга, там, тоже начала готовиться, убралась, начала готовиться ко сну — и тут он вылетает из своей спальни, горничной, буквально падает ей под ноги: Мэри Энн, прошу горячей воды, срочно-срочно горячей воды!

Вид у него совершенно при этом ужасный. Значит, Мэри Энн теряется, она начинает будить хозяйку, она будит компаньонку, она бежит за горячей водой, значит, они с компаньонкой, а затем к ним присоединится молодая жена — они обнаруживают его в спальне. Он лежит на кровати, он ещё пока в сознании, его рвёт. Ну, в общем, все симптомы какой-то серьёзной желудочной проблемы. И, ну что в таких случаях? Промывание желудка. Миссис Кокс командует: срочно разведите немножко горчичного порошка в стакане… в кувшине с тёплой водой и несите сюда. Он выпивает, его опять рвёт, жуткие боли. Тут же послали за доктором, причём, значит, Флоренс настояла на том, чтобы ближайшего доктора, срочно, нельзя ни минуты медлить. За те трое суток, что он ещё проживёт, у его постели перебывает шесть врачей. Причём вот если первый и второй будут, ну, действительно, обычные доктора, имеющие практику в этом районе, то дальше пойдут один за другим абсолютные светила. Мы сейчас продемонстрируем пятого и шестого. Андрей, покажите, пожалуйста.

С. БУНТМАН: Из светил?

А. КУЗНЕЦОВ: Из светил, да. Вот, как раз очень хорошего качества фотография. Это — знаменитый терапевт этого времени, доктор Джордж Джонсон, который был приглашён после того, как предыдущий консилиум из двух светил, ну, в общем, затруднился по поводу лечения. К этому времени светила уже сказали: ну, всё указывает на отравление. Отравление пока не в смысле poisoning. У нас в русском языке одно слово, да: и отравление мышьяком, и отравление несвежей, там, куриной котлетой…

С. БУНТМАН: Водкой.

А. КУЗНЕЦОВ: …несвежей водкой, опять же, да. Вот, это всё отравление. Они говорят вот именно об отравлении не как обязательно сознательном действии.

С. БУНТМАН: Ну, то есть интоксикация организма.

А. КУЗНЕЦОВ: Интоксикация организма. Совершенно верно. Значит, доктор Джонсон приезжает, осматривает. Да, он к этому времени не раз впадал в многочасовое забытьё, больной, ему очень плохо, видно, что и очень больно. Но при этом он, умирая, он очень нежен с женой, он, так сказать, там, пишет… просит, диктует письмо матери, у которой очень плохие отношения с невесткой, и мать, собственно, стояла за всеми этими экономическими мерами, мать не явилась на свадьбу, демонстрируя фе полное.

А надо сказать, что, после того как история с доктором выплыла наружу, Флоренс оказалась в полной совершенно изоляции. Причём не только, там, на её приглашения не отвечали, её саму никуда не звали в приличные места, но некоторые зеленщики и, значит, лавочники, бакалейщики отказывались от неё заказы принимать. Две горничные уволились, то есть такая абсолютная общественная…

С. БУНТМАН: Это вот чату ответ — зачем ей было замуж.

А. КУЗНЕЦОВ: Это викторианская Англия, да. И вот, видимо, поправить это положение, ну, хотя бы начать поправлять она рассчитывала при помощи брака. Ещё раз говорю, экономической потребности у неё не было.

С. БУНТМАН: Да и, конечно, какой-то внутрижизненной потребности совершенно не было.

А. КУЗНЕЦОВ: Да, видимо — да, потому что насчёт всего остального… Ну, видимо, можно было устроиться. Дело в том, что мне кажется, что на этом молодом человеке, на юристе, в общем, изначально было довольно крупными буквами написано, что он-то женится на деньгах.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Одним словом, доктор Джонсон говорит: мадам, медицина здесь бессильна, ему осталось жить несколько часов. И тогда она в панике требует ещё одного врача, самого знаменитого. Нет-нет-нет, мы… мы не должны опускать руки, ещё можно что-то сделать. Андрей, дайте, пожалуйста, следующую фотографию. И вот тогда — вишенка на торте — приезжает шестой доктор, доктор Уильям Галл. Он незадолго, за несколько лет до описываемых событий, получил рыцарство. Он стал сэром Уильямом, даже, по-моему, баронетом, если не ошибаюсь.

Дело в том, что он за несколько лет до этого, по-моему, в семьдесят втором, если не ошибаюсь, году единственный из врачей, которые пользовали внезапно заболевшего принца Уэльского, сразу поставил правильный диагноз — тиф, сразу назначил правильное лечение, был с больным, так сказать, облегчал его страдания. Пациент выздоровел, и в результате через некоторое время Англия получит короля Эдуарда Седьмого. Именно он, так сказать, был на тот момент…

С. БУНТМАН: По его, по его образу жизни я вздрогнул, когда ты сказал — сразу поставил диагноз. Вот…

А. КУЗНЕЦОВ: Да, долгой жизни он ему не обеспечил…

С. БУНТМАН: Всем, всем известный вот просто вертопрах.

А. КУЗНЕЦОВ: Да, в данном случае, так сказать, тифа это тоже не исключало. Но вот, и приезжает доктор Галл… Одним словом, больной умирал под постоянным присмотром не одного, а нескольких квалифицированных врачей. Он ещё не умер, а миссис Кокс одному из врачей, Джонсону, сказала: вы знаете, я когда к нему прибежала, вот тогда первое, что он мне сказал (Флоренс ещё не было, она была в своей спальне) он мне сказал — миссис Кокс, я принял эту отраву, не говорите Флоренс.

Когда он приходил в сознание, его спрашивали: что вы приняли, сэр, вы говорили эти слова, вы что-то приняли? Он говорил: да нет, я вот только перед сном единственное что — втёр в нижнюю десну несколько капель лауданума. У меня зуб разболелся. Лауданум — настойка опия. Чрезвычайно популярные в это время в Англии капли. Вспомните «Лунный камень» Уилки Коллинза.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Там из-за этого лауданума весь сыр-бор, можно сказать, закрутится. В то время его использовали как снотворное, как болеутоляющее, как только не использовали. Но несколько капель настойки опия не могут привести немедленно к такому бурному и быстрому отравлению.

С. БУНТМАН: Нет-нет-нет. Это долгое, вообще.

А. КУЗНЕЦОВ: Нет.

С. БУНТМАН: Как долгое потчевание, пользование опиумом.

А. КУЗНЕЦОВ: Причину смерти довольно быстро установили.

С. БУНТМАН: Так?

А. КУЗНЕЦОВ: Причину смерти установили довольно быстро. Вскрытие показало — когда вскрыли, врачи ужаснулись: у него часть внутренних органов была буквально съедена. Отравление хорошо знакомым медикам медицинским соединением, которое на химическом языке называется калия антимонилтартрат. Или калий сурьмяновиннокислый. Ну, а в обиходе…

С. БУНТМАН: О! Это же рвотный…

А. КУЗНЕЦОВ: Это рвотный камень, совершенно верно.

С. БУНТМАН: Рвотный камень, да.

А. КУЗНЕЦОВ: Который в то время довольно широко использовался и человеческими врачами.

С. БУНТМАН: О да!

А. КУЗНЕЦОВ: И ветеринарами.

С. БУНТМАН: Уже долго. Воспетый Мольером рвотный камень, рвотное вино.

А. КУЗНЕЦОВ: Вот этот рвотный камень, или рвотное вино, совершенно верно — он может быть белым порошком, он может быть кристаллами бесцветными или желтоватыми. Он неплохо растворим в воде. Чем теплее вода, тем быстрее он растворяется. Вообще-то соединениями сурьмы уволенный конюх пользовал лошадей. То ли он им давал в качестве противоглистного, то ли он раствором обрабатывал шерсть от наружных паразитов. Но, когда его выгнали, он вроде бы все запасы с собой забрал.

Понятно, что конюхом занялись в первую очередь. Но у конюха оказалось очень прочное алиби. Да, мотив у него был — он ненавидел этого человека. Он считал его причиной, так сказать, всех его бед. Но дело в том, что ему повезло. Когда его выгнали, он довольно быстро очень хорошо устроился. Нашёл себе место конюха у хорошей богатой женщины, которая к нему очень по-доброму относилась. Она жила в Кенте. Ну это не то чтобы другой край Британских островов, но всё-таки это от Лондона ехать надо.

С. БУНТМАН: Ну да.

А. КУЗНЕЦОВ: И у него было алиби. У него было алиби. Хозяйка подтвердила: нет, он всё время был у меня перед глазами, он никуда не отлучался. Вот, поэтому газеты помусолили-помусолили эту версию, и, в общем, её отбросили. Назначается коронерское расследование. Что это такое — мы много раз рассказывали.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Собирается это самое коронерское расследование, сама вдова, новоиспечённая вдова, попросила: давайте, господа, поменьше огласки, если можно, давайте у нас в доме проведём коронерское расследование, я буду подносить прохладительные напитки джентльменам, коронеру, свидетелям, присяжным. А надо напомнить, что коронерское расследование хотя и квазисудебная процедура, но проводится с присяжными и в некоторых ситуациях может оказаться абсолютно полноценным судом.

Пошли навстречу горю её, провели в её доме, уложились в два заседания, в два дня. Никакой особенной огласки. Постановили так называемый открытый вердикт. Open verdict. То есть было установлено, что он умер от отравления. Это не вызывало сомнения. А вот причина этого отравления, что его вызвало, а именно — самоубийство как версия, возникшая из слов вот этой самой экономки; смерть по неосторожности: выпил сам яд, не зная, что там яд. Каким образом яд — непонятно.

С. БУНТМАН: Но мог выпить как лекарство и перебрать. Сильно.

А. КУЗНЕЦОВ: Возникнет ещё одна интересная версия. Что он эту жидкость подливал своей жене.

С. БУНТМАН: Ой.

А. КУЗНЕЦОВ: И одни говорят — подливал в небольших дозах для того, чтобы её полечить от алкоголизма. Действительно, эту дрянь в это время использовали как лечение. Человеку, который перепивал, давали вот этот рвотный камень — у него начиналась такая рвота, такая интоксикация, что некоторые зарекались пить на всю оставшуюся жизнь. А кто-то говорил: он её травил потихонечку. Он до её денег добирался. Да, и такая версия тоже есть. Тоже нельзя сбрасывать со счетов. Ну, либо убийство. Жюри присяжных оставило вот этот самый открытый вердикт. Ну, открытый вердикт и открытый вердикт. В принципе, на этом дело можно считать законченным.

Здесь нет оснований передавать в суд, если кто-то не будет на этом настаивать. Семья покойного начала на этом настаивать. Подключили очень энергичного юриста. Дайте, пожалуйста, нам, Андрей, следующее фото. Этот человек уже имел определённую репутацию. Ну, здесь он на 20 лет старше, я нашёл его портрет только после того, как он тоже рыцарское звание получил, это середина девяностых. Некий Джордж Льюис. Настолько известный, что он даже упомянут в одном из рассказов о Шерлоке Холмсе. В рассказе, который в нашем переводе звучит как «Сиятельный клиент», «The adventure of the illustrious client», он упомянут под своим именем как известный расследователь. Ну, и они потребовали немедленно возобновления инквеста.

Покажите, пожалуйста, Андрей, следующую нам картинку. Вот это фотография примерно в это время. Отель Bedford. Это в тех же самых краях, там, в большом зале, будет проходить заседание вот этого второго коронерского расследования. Андрей, покажите, пожалуйста, сразу иллюстрацию из газеты того времени, где — вот обратите внимание, насколько многолюдно собрание. То есть коронер, свидетели, присяжные, зеваки, те, кто находится под подозрением. Юристы со стороны истца устроили — только её, только вдову допрашивали в течение трёх дней. А всего вся процедура заняла больше месяца практически ежедневных заседаний.

Допрашивали свидетелей, допрашивали прислугу, копались в прошлом, копались в старом грязном белье, вызвали почтенного доктора. 68 лет человеку. Я думаю, что ему уже вообще всё это, он уж жалел, что это когда-то в его жизни был этот эпизод. Но тем не менее. А, вот, вы с ней, а вот то, а вот сё, вот пятое, десятое. Врачи, которые участвовали в лечении, давали разную оценку. Кто-то говорит, это мог быть несчастный случай, кто-то говорит, это не мог быть несчастный случай. В общем, в конечном итоге коронерское расследование пришло к выводу: это убийство. Они отклонили версию случайной смерти, так сказать, смерти, причинённой в результате несчастливого стечения обстоятельств.

Они отклонили версию почему? В частности, потому что если бы ему этот рвотный камень дали в таких количествах, в которых, судя по всему, его дали, заранее — там, скажем, за ужином, и так далее, реакция была бы немедленная. То есть совершенно точно — он выпил из кувшина с водой, который стоял у него на прикроватном столике. Кто туда подмешал яд? А вот на этот вопрос жюри присяжных ответа дать не смогло.

Пресса муссировала три основные версии: естественно, сама вдова — мотивы понятны, муж оказался полным скотиной, муж угрожает уже во второй раз в её жизни устроить ей самый настоящий ад. Муж посягает на всё, её привычную жизнь, на то, что ей дорого. Кроме того, возможно, она действительно подозревала, что муж её потихонечку убивает. Ну, она действительно плохо себя чувствовала. И, возможно, не только от тех бед, которые на неё свалились, а от того, что она считала, что её подтравливают.

Миссис Кокс… миссис Кокс могла вступиться за свою любимую подругу таким образом. Без её просьбы. Миссис Кокс могла считать, что молодой супруг собирается довести дело до её увольнения, а ей ещё троих сыновей поднимать. Эту версию, разумеется, присяжные рассматривали очень серьёзно, но дело в том, что было совершенно чётко доказано, что к моменту, когда произошло вот это умертвие, миссис Кокс уже твёрдо знала, что у неё на Ямайке умирает старшая сестра и что старшая сестра оставила ей и племянникам большие деньги. То есть через несколько…

С. БУНТМАН: То есть этой заинтересованности не было?

А. КУЗНЕЦОВ: Через несколько недель она должна была стать — и стала в конечном итоге — она должна была стать богатым человеком, и будущее её детей было финансово вполне обеспечено, и увольнение её не должно было так пугать, потому что ей надо было перемочься буквально короткое время, а дальше у неё есть на что жить на всю оставшуюся жизнь. Так что вот тоже с мотивами не очень всё понятно.

Ну и наконец всё-таки — хотя жюри присяжных это отвергло, но если он действительно… У него этот день, у покойника, очень не задался. Во-первых, он с лошади грохнулся, причём сам виноват. Его конюх предупреждал: сэр, сегодня что-то жеребец как-то вот не в настроении, очень взбрыкивает. Я лучше знаю! Поскакал на этом жеребце — жеребец его сбросил. В результате у него спина болела, там, ещё что-то было ушиблено. За ужином ему принесли письмо от отчима. Отчим его разругал в пух и прах за то, что тот неудачно распорядился какими-то то ли акциями, то ли какими-то другими ценными бумагами. Одним словом, у него настроение было, когда он ко сну отходил, ну просто никакое. Да и плюс ещё молодая жена переехала в соседнюю спальню. Ну и вполне возможно, что он забылся и хватил отравы, которая не для него была приготовлена. Конечно, так себе версия, но почему её не рассмотреть в числе других?

С. БУНТМАН: Да, возможно.

А. КУЗНЕЦОВ: Я к тому, что, конечно, на молодой вдове все подозрения сошлись. Ну, значит, присяжные решили, что ни… ни против кого нет достаточных улик. Поэтому суда не было. Она уехала, сняла другой дом, уехала на побережье куда-то, в район этого самого порта на юге, морской… Сейчас. Портсмута! В район Портсмута она отправилась, прожила ещё два года. В возрасте 33 лет она умерла от алкоголизма. Я уж не знаю, цирроз печени или что-то, но везде пишут, что её смерть была сопряжена со злоупотреблением алкоголем.

С. БУНТМАН: Кто наследовал все эти тысячи? Неизвестно?

А. КУЗНЕЦОВ: Дело в том, что у неё же братьев и сестёр семь человек. Я думаю, что кто-то из них. Старший из её младших братьев, когда с ней всё это случилось, когда её признали как бы невиновной — он её звал к себе в Австралию: приезжай, я буду о тебе заботиться. Но она не поехала. Я думаю, что им это, скорее всего, досталось. Ну, а потом, извините, мать и отчим живы…

С. БУНТМАН: Угу. Ну, да.

А. КУЗНЕЦОВ: То есть мать и отец, прошу прощения, это у него…

С. БУНТМАН: Мать и отец, это у него.

А. КУЗНЕЦОВ: Да-да, совершенно верно, мать и отец живы. Так что там если не было завещания, то… Завещание, наверное, было, но я так понимаю, что завещание было в его пользу. Хотя, наверное, она его переделала за эти два года. Я думаю, что слугам что-то, как это принято, а основное — вот, родителям, братьям, сёстрам.

С. БУНТМАН: Непонятно, так кто убил в итоге и убил ли?

А. КУЗНЕЦОВ: Непонятно.

С. БУНТМАН: Так и осталось, это повисло в воздухе. Вот. Так что вот так.

А. КУЗНЕЦОВ: Так идёт по разряду unsolved murders — нераскрытые убийства.

С. БУНТМАН: Да.

А. КУЗНЕЦОВ: Так же, как дело о зелёном велосипеде и по меньшей мере ещё дюжина дел, которые мы за эти почти 11 лет рассматривали.

С. БУНТМАН: Да. Но история сама какая-то очень мучительная, знаешь, вот с этим, какая-то это история и нравов, и какой-то неудачной судьбы.

А. КУЗНЕЦОВ: И не случайно сюжетец подхватила Агата Кристи. Я не помню, в каком именно произведении, но в каком-то, в каком-то из рассказов или повестей у неё этот сюжет будет использован.

С. БУНТМАН: Хорошо, спасибо всем большое.

А. КУЗНЕЦОВ: Всего хорошего. До свидания.

Греческий хитон у римлян превратился в тунику. А этрусский плащ тебенна получил гордое имя тога. В тунике разгуливали дома, в ней занимались физическим трудом, посещали фитнес-центры, которые в ту пору именовали термами, но появиться в тунике на людях было всё равно, что выйти на Красную площадь в кальсонах. Это могли себе позволить только солдаты и чернь, называвшаяся плебсом. Tunica interior (или tunica intima) служили римлянам своего рода нижним бельём.

Что же касается короткой тебенны, то у римлян она, став тогой, значительно удлинилась. «Одетое тогами племя», — называл своих сограждан Вергилий, а римские комедии получили название «тогата» — по одежде самих комедиантов. Первоначально это была уличная одежда унисекс, которую также охотно использовали в качестве одеяла. Однако вскоре тога превратилась исключительно в мужской костюм. В республиканском Риме носить её могли только свободные люди и только граждане Вечного города. «Понаехавшие» ни при каких обстоятельствах не имели на то права. Тоги изготавливали из чистой овечьей шерсти, что было весьма предусмотрительно в условиях итальянского климата, жаркого летом, но промозглого зимой.

Октавиан Август в тоге. (Wikimedia Commons)

В 18-м веке французский актёр Франсуа Тальма, изображая древнеримских героев, всего лишь закутывался в простыню. На самом деле тога имела довольно сложный крой: в виде то части эллипса, то сегмента круга. Точно так же варьировались размеры ткани. Например, на рубеже республиканского и императорского периодов истории Древнего Рима размеры тоги составляли почти шесть метров в длину и два в ширину. Иногда длина тоги достигала восьми метров, что превращало одевание в довольно утомительную процедуру. Друзья Катилины, в высшей степени аморального гражданина, носили тоги, которые за их размеры современники называли «парусами».

Надеть тогу самостоятельно было невозможно. Если скромный республиканский консул Луций Цинциннат, предпочитавший сельскую жизнь, довольствовался самой простой тогой, которую он мог надеть с помощью жены, то позднее римский гражданин просто вынужден был держать одного-двух рабов для ежедневного туалета. Специально обученные искусству надевать и драпировать тогу рабы назывались вестиплики.

Чтобы складки лежали красиво, к низу тоги иногда пришивали грузики. Живописные складки и эффектные драпировки тоги, то полностью скрывавшей руки, то обнажавшей одну из них, то предоставлявшей свободу обеим, придавали этой однотипной одежде большое разнообразие, определяли разные её фасоны и составляли собственно мужскую моду в Древнем Риме.

Но тогу мало было надеть, её ещё нужно было уметь носить, а кроме того — оберегать от постороннего вмешательства. Соперник Цицерона оратор Гортензий, слывший настоящим модником, подал в суд на обидчика, который в сутолоке римской толпы «разрушил сооружение его тоги».

Рабочие развешивают одежду для сушки. (Wikimedia Commons)

В зависимости от цвета тоги можно было определить возраст и статус римского гражданина. До совершеннолетия, наступавшего в 15–16 лет, мальчики носили toga praetexta — с пурпурной полосой по краю. В претексту также одевались римские чиновники — курульные магистраты. Причём выделялись преторские, консульские и сенаторские претексты, так что вполне можно говорить о существовании в Риме гражданской униформы. Римских чиновников и хоронили в тех же официальных одеждах.

Тога trabea с несколькими пурпурными полосами или же целиком пурпурного цвета предназначалась жрецам-авгурам и консулам во время торжественных церемоний. Наконец, полководцы-триумфаторы и позднее — римские императоры имели право на торжественную пурпурную тогу picta, расшитую золотом.

Обычная тога взрослого римлянина toga virilis (мужественная) должна была быть белого цвета, отчего её также называли toga pura или toga alba. В случае траура белую тогу меняли на тёмную — pulla. Претенденты на те или иные должности перед состязанием меняли её на особо отбелённую тогу сandida (кандидатскую).

Римляне, чем дальше, тем больше тяготились необходимостью носить огромную и дорогую тогу, знак их гражданских свобод, предпочитая более практичную одежду греков или соседей-варваров. Август, встретивший как-то целую толпу горожан в греческих плащах, повелел не пускать никого без тоги на форум или в цирк. Так он ввёл понятие дресс-кода, но не смог защитить тогу от дальнейшего пренебрежения.